Чистый лист - [4]

Однако девственницей она не была. Этот барьер она преодолела еще за два года до того, примерно месяц спустя после своего тринадцатого дня рождения. Она раз сто так или иначе занималась сексом до того, как стала встречаться с Дугом.

Но не с парнем. Ну, отец же не может считаться за парня, верно?

Лукас жил один в просторной Г-образной студии на верхнем этаже нового здания.

— Я в этой квартире первый жилец. Вообще первый! — сказал он ей. — Я до сих пор никогда не жил в совершенно новой квартире. Как будто я лишил ее девственности.

— А теперь ты лишишь девственности меня.

— Ну, не то чтобы девственности… Но это даже лучше. Помнишь, я тебе говорил, какое у меня счастливое число?

— Шесть.

— Вот именно.

«Интересно, — подумала она, — когда именно он решил, что число шесть приносит ему удачу?» Когда она призналась, что у нее было всего шесть партнеров? Видимо, да. Ну и фиг с ним. Идея была неплохая, и сейчас он наверняка гордился ею, потому что она сработала, так ведь?

Можно подумать, она могла не сработать…

Он налил им выпить, они принялись целоваться, и она с удовольствием, хотя и без особого удивления, обнаружила, что нужные гормоны пробудились. И вместе с гормонами нахлынула восхитительная волна предвкушения, которая всегда накрывала ее в таких случаях. Это чувство было эротическим и в то же время асексуальным, она испытывала его всегда, даже когда гормоны не просыпались, когда предстоящий половой акт внушал в лучшем случае равнодушие, а в худшем — отвращение. Даже тогда она испытывала этот прилив чувств, это возбуждение. Но оно бывало куда сильнее, когда она знала, что предстоящий секс будет хорош.

Он извинился, ушел в ванную, она открыла кошелек и нашла маленький пузырек без этикетки, который хранила в отделении для мелочи. Она посмотрела на пузырек, на бокал, который он оставил на столе, но в конце концов оставила пузырек в покое.

В конце концов оказалось, что это не имело значения. Вернувшись из ванной, он потянулся не к бокалу, а к ней. Секс был неплох, как она и предвкушала: Лукас был изобретателен, пылок и страстен, и наконец они разжали объятия, выдохшиеся и насытившиеся.

— Вау! — сказал он.

— Да, это, пожалуй, самое подходящее слово.

— Ты думаешь? Я старался как мог, но мне все кажется, что этого было мало. Ты такая…

— Какая я?

— Изумительная. Я просто не могу удержаться, чтобы не сказать это. Даже не верится, что у тебя так мало опыта.

— Что, я выгляжу настолько потасканной?

— Нет, просто ты так хороша в постели! А это совсем не то, что потасканная, как раз наоборот. Извини, что снова спрашиваю, честное слово, это в последний раз: ты действительно говорила правду? У тебя было всего только пять мужчин?

Она кивнула.

— Ну, впрочем, теперь уже шесть, верно?

— Твое счастливое число?

— Счастливее, чем когда бы то ни было.

— Ну, для меня оно тоже удачное.

Она была рада, что не стала ничего подсыпать ему в бокал, потому что после короткого отдыха они снова занялись любовью, а иначе бы ничего не было.

— Все еще шесть, — сказал он потом, — разве что ты решишь, что я тяну на двоих?

Она что-то ответила негромким убаюкивающим голосом, он сказал что-то еще, и это продолжалось до тех пор, пока он не перестал отвечать. Она еще немного полежала рядом с ним, в привычном, но вечно новом двойном блаженстве удовлетворенности и предвкушения, а потом наконец выскользнула из кровати, и немного погодя вышла из квартиры.

Очутившись одна в идущем вниз лифте, она сказала вслух:

— Пятеро.

Второй бокал «Роб Роя» принесли прежде, чем заказанную еду. Наконец официантка принесла ее рыбу и его стейк, вместе с бокалом красного для него и белого для нее. Второй «Роб Рой» она оставила недопитым, а вино вообще едва пригубила.

— Так ты, значит, в Нью-Йорке живешь, — сказал он. — Ты туда уехала сразу после колледжа?

Она рассказала ему, как живет, стараясь отвечать на вопросы как можно уклончивей, из опасения сбиться. Разумеется, все, что она рассказала, было выдумкой: она никогда не училась в колледже, а ее опыт работы представлял собой пеструю смесь из должностей официанток и секретарш на полставки. Она не собиралась делать карьеру и работала только тогда, когда ничего другого не оставалось.

Если ей нужны были деньги — а много денег ей было не надо, она не привыкла жить на широкую ногу… Ну, есть способы их добыть помимо работы.

Но сегодня она была примерной офисной труженицей, с карьерой под стать ее костюму, и да, она закончила Пенсильванский университет, защитила диссертацию и с тех пор работает в Нью-Йорке. Нет, она не может обсуждать, зачем она приехала в Толедо и кто ее сюда прислал. На данный момент это все страшная тайна, она дала слово молчать.

— Хотя на самом деле никакой особой тайны тут нет, — сказала она, — но, знаешь, я стараюсь выполнять то, что мне говорят.

— Как солдатик.

— Именно, — сказала она и улыбнулась ему через стол.

— Ты мой солдатик, — называл ее отец. — Настоящий боец, маленький воин.

В рассказах о подобных случаях, которые ей доводилось читать, отец (отчим, дядя, любовник матери или даже просто сосед) обычно бывал пьяницей и грубияном, кровожадным дикарем, который силой брал беззащитную сопротивляющуюся девочку. Она всегда бесилась, читая такие истории. Она ненавидела мужчин, виновных в инцесте, сочувствовала маленьким жертвам, и кровь бурлила у нее в жилах от желания расквитаться, от жажды жестокой, но справедливой мести. Она выдумывала сценарии мести: кастрировать, покалечить, выпустить кишки — все эти кары были грубые и безжалостные, но полностью заслуженные.