«Чистое поле». Миссия невыполнима - [2]

Отголоски этих событий долетали до капитана Марченко и его подчиненных. Они не были столь искушены, как политики, в хитросплетениях властного «тбилисского двора», но за полтора года службы испытали на себе коварство грузинских спецслужб и бандитского отребья. Об этом им говорили сухие цифры — с 1994 года, когда российские миротворцы стали стеной между абхазами и грузинами, их потери составили 97 человек убитыми, а свыше четырех сотен получили тяжелые увечья. Правители Грузии, лицемерно заявляя о приверженности миру, одновременно продолжали вести необъявленную диверсионно-террористическую войну против народа Абхазии и российских миротворцев.

Последнюю потерю подразделение Марченко понесло две недели назад. Маневренная группа возвращалась на базу после патрулирования высокогорных сванских сел. По пути, несмотря на приказ не брать посторонних, Марченко вынужден был взять с собой роженицу, чтобы доставить в роддом Сухума. На подъезде к селу Лата колонна попала в засаду боевиков Шенгелии. Под головным бэтээром рванул фугас, а затем колонна подверглась обстрелу из автоматов и пулеметов. Марченко и его подчиненные не растерялись, быстро рассредоточились и обрушили на противника шквал огня. Встретив организованное сопротивление со стороны миротворцев, диверсанты не стали ввязываться в бой и скрылись в лесу. Марченко не стал их преследовать — у роженицы начались предродовые схватки. В тот день на свет появился мальчик, и за это своей жизнью заплатил подчиненный капитана.

Воспоминание о том бое мрачной тенью отразилось на лице Марченко — ефрейтору Рахметову до увольнения в запас оставалось меньше трех месяцев, когда осколок фугаса оборвал молодую жизнь. Это не укрылось от внимания сержанта Петрова — начальника дежурной смены поста. Он истолковал это по-своему — со второго участка не возвратилась последняя патрульная пара — и поспешил развеять опасения:

— Товарищ капитан, если бы че случилось, Руслан бы доложил.

— Я не о том, Олег, я о Рахметове вспомнил, — печально обронил Марченко.

Петров помрачнел и с грустью произнес:

— Классный был парень. Мы с ним в учебке на соседних койках спали. До дембеля совсем ничего оставалось. Вот судьба.

— М-да, чуть бы скорость прибавил, глядишь, живой бы остался, — согласился Марченко.

— С этими шакалами не знаешь, откуда и что прилетит. Мочить их всех надо! — в сердцах воскликнул Петров.

Марченко тяжело вздохнул. Перед его глазами возник развороченный взрывом фугаса борт бэтээра, залитое кровью сиденье механика-водителя. Марченко с ожесточением сказал: — Война, Олег, не спрашивает, когда и у кого забрать жизнь.

— Будь она проклята! Я еще могу понять, когда арабы с евреями метелятся — там земли не хватает. А здесь-то че им не жилось? Все есть! Не то что у нас на Урале: кроме картошки и маркошки, ничего не растет. Они тут, как в раю, жили!

— Да, места здесь райские. Я, когда в училище учился, на летних каникулах сюда в походы ходил.

— И не боялись?

— А чего бояться? Народ тут гостеприимный.

— Я заметил. То фугас подложит, то из-за угла пальнет, — с сарказмом произнес Петров.

— И роженица тоже?

— Бабы, они, конечно, не виноваты, зато мужики через одного зверем смотрят.

— Разве? А как быть с ребятами-армянами из Цабала?! Если бы не они, то, может быть, мы с тобой сегодня не говорили, — напомнил Марченко о бое миротворцев с диверсантами, произошедшем месяц назад у высокогорного села Цабал, исход которого решили пришедшие на помощь местные ополченцы.

— С ними понятно! Достали их шайтаны! Я вот одного не пойму — отчего вся эта буча пошла? Не инопланетяне же ее замутили? — не находил ответа Петров.

— То, что замутили, это точно, — согласился Марченко.

— А все отсюда пошло!

— Ну, не совсем так.

— А как? В той же нашей Верхней Салде армяне и азербайджанцы днем рядом на рынке стоят, потом вечером у грузина Бисо отрываются, а тут друг дружке глотки режут. Почему?

— Почему? — повторил Марченко и задумался.

— Так почему? — наседал Петров.

— Вопрос, Олег, непростой, так сразу и не ответишь. Вот взять меня: родился и вырос на Кубани…

— О, клевое место! — воскликнул Петров. — Не хуже Абхазии. Один раз был в этом самом, как его, ну, Горячем Ключе. Богато народ живет. В каждом дворе не по одной машине, а дома, как дворцы.

— Олег, я не о том, что во дворе стоит и в кошельке звенит.

— А о чем?

— Об отношениях между людьми. В друзьях у меня были Вовик-грек, Вовик-армянин, Вовик-русский. Называли мы так друг друга не из-за национальности, тогда такое в голову не приходило, а чтоб не запутаться.

— Товарищ капитан, вы меня, конечно, извините, но если вчера у вас было так хорошо, то почему сегодня казаки кавказцев по станицам гоняют?

Марченко болезненно поморщился и с ожесточением ответил:

— Потому, что дураки! Не понимают — проблема не в национальности!

— Тогда в чем?

— По большому счету простому люду, будь то русский, армянин или грузин, делить нечего.

— Это понятно! Рыба гниет с головы! — категорично отрезал Петров.

— Кивать на одну голову тоже не стоит.

— Но если не она, так кто же?

— Карьеристы и националисты — это они подкинули народ!

— Ладно — подкинули! Но почему в Верхней Салде Ары, Гиви и Бисо за одним столом сидят, а тут друг друга мочат?