Чисто альпийское убийство - [82]

— Вам крупно повезло, шеф, — сказал Штенгеле. — Как же мы рады видеть вас живым, целым и невредимым, то есть почти невредимым…

— Ерунда, у меня всего лишь пара царапин, — отмахнулся Еннервайн. — Единственная проблема теперь вот в чем…

Он показал на свою забинтованную ногу.

— Из-за этого мне придется поваляться здесь еще денек.

Хотя Мария Шмальфус постоянно призывала коллег оставить больного в покое, в палате все-таки состоялось импровизированное совещание, прерываемое множеством посещений и звонков от людей, желающих побыстрее отделаться от груза пожеланий скорейшего выздоровления.

— Ну вы и жулик! — со смехом сказала в трубку Пе Файнингер. — И сколько же раз вы теперь прикажете мне повторять концерт?

— Но ведь вчера вам все-таки удалось продвинуться на несколько тактов дальше, чем в прошлое воскресенье, верно?

— Дальше-то дальше, но ненамного. А вообще я приготовила для вас обещанный бонус, господин гаупткомиссар, — позднеромантическую интерпретацию песни о Еннервайне. Вы были бы на седьмом небе от счастья!

— Обещаю: в следующий раз я сяду в партер как примерный зритель и прослушаю ваш концерт от первой и до последней ноты.

Разумеется, в помещении то и дело мелькали белые халаты, врачи со знанием дела обсуждали травмы Еннервайна, критиковали повязку, высказывали недовольство тем или иным препаратом… Они сочли бы за лучшее, будь то-то и то-то не так, а эдак, ну или, во всяком случае, иначе, чем сейчас.

На больничном балконе сидел человек с остроконечной бородкой, делавший вид, будто слушает по мобильному длинный монолог собеседника, и озабоченно кивал, глядя на вечные вершины Альп. Но на самом деле он старательно подслушивал все, о чем говорилось в палате. В своей мятой пижаме он выглядел старым и больным, со стороны должно было показаться, что старичок просто вышел подышать свежим воздухом, и одна заботливая медсестра даже принесла ему стул. Но этот господин лишь изображал пациента, и только шишка у него на затылке была натуральной. Мужчина кашлял и то и дело хватался за бок, может быть, слегка переигрывая, но ведь истинные больные, бывает, переигрывают еще сильнее. Кроме шишки, неподдельным у него было еще и разочарование. Ведь он торчал здесь уже долго, но ничего существенного не услышал. Однако сдавать позиции мнимый больной не торопился. Он был терпеливым сборщиком информации.

Когда ко всем прочим посетителям Еннервайна прибавились местные жители, желающие взять автограф у пикирующего комиссара, Штенгеле решил, что это уже слишком. Он вышел к двум полицейским, стоявшим у входа в палату, и дал им указание: в ближайшие пятнадцать минут никого сюда не впускать.

— Вы что, выставили охрану у моей палаты?

— Да, на всякий случай. Одного нападения более чем достаточно.

— Кто же напал на вас там, на чердаке, шеф? — спросила Мария.

— Понятия не имею. Когда мы боролись, я на какое-то мгновение поймал его… Щуплый такой человечек. Я даже не исключаю, что это могла быть женщина.

— Однако, по вашим словам, он вам что-то говорил. Или она, соответственно.

— Он изъяснялся шепотом. Или она, точно не знаю.

— Акцент?

— Неопределяем.

— Значит, мы имеем дело с профессионалом, — заключила Шваттке.

— Ну да, — кивнул Еннервайн. — Угрожая мне моим оружием, он одновременно вытащил собственное и прикрутил к нему глушитель. Судя по всему, это не какой-нибудь любитель пострелять на досуге. Беккер уже изучил пулю?

— Да, выстрел был сделан из «Беретты-92». Это оружие распространено во всем мире и не указывает на какой-то определенный преступный круг. Например, оно стоит на вооружении швейцарской полиции. Однако им пользуется и итальянская мафия, и бандиты из секс-индустрии.

— А другой деятель? — спросил гаупткомиссар. — Тот, которого сбили с ног? Он оставил следы?

— Более чем достаточно. Однако они тоже не выводят нас на кого-то конкретного. Из-за начавшегося в зале хаоса мы упустили тех вечерних гостей чердака. Они сумели скрыться, и флешка уплыла вместе с ними.

— Но для чего она им? Ведь можно просто скопировать содержимое, это привлекает гораздо меньше внимания, чем когда уносят саму флешку.

— Может быть, первый тип как раз и собирался ее скопировать, однако оказался в нокауте.

— А второй?

— Счел наиболее безопасным удрать.

Еннервайн выпрямился в постели, насколько мог. В его мыслях вдруг встретились два небольших наблюдения, до того бродившие каждое само по себе. По отдельности они были слишком незначительными, чтобы обращать на себя внимание, однако, сойдясь вместе, представляли случившееся в каком-то особенном свете. Когда вчерашний противник стоял у него за спиной, шепча над ухом команды, то держал «хеклер-унд-кох» в левой руке. Левша, значит. Среди членов команды Еннервайна тоже имелся левша, и теперь на лбу этого человека красовался кусочек пластыря. Следствие недавней драки?

— Мне нужно, чтобы каждый из вас изложил свое видение событий вчерашнего вечера, — сказал Еннервайн. — Только не все скопом, а по отдельности. Я не хочу, чтобы вы невольно влияли друг на друга. Итак, все выметаются! А вы, Остлер, останьтесь. Будете первым.

Это был известный метод Руни-Джефферсона, который часто применяется при сборе свидетельских показаний у коллег. Полицейские сразу все поняли и без единого возражения покинули палату. Судя по всему, никто не догадался, что Еннервайн что-то заподозрил.