Чисто альпийское убийство - [79]

Пумм-пумм-прилл! Внизу неистово гремел рояль, и никто не услышит крика. Надо поскорее убегать отсюда, может, последний шанс на спасение все-таки остается? Ощупью, наугад Еннервайн направился к выходу с чердака, сделал шаг, другой… И вдруг споткнулся, потерял равновесие и упал на хлипкую половицу. Та спружинила и сдвинулась, лишая его опоры. Мгновение — и Еннервайн по бедра провалился в пустое пространство между полом чердака и декоративным потолком зрительного зала. Приподняв ногу, чтобы выбраться оттуда, он вдруг услышал: «Пффт!» Это был выстрел из пистолета с глушителем, однако достаточно громкий, чтобы его уловили внизу. Еннервайн почувствовал острую боль в бедре, усиливавшуюся с каждой секундой. Слепое ранение? Или все-таки сквозное? Губертус сделал неловкую попытку выпрыгнуть из ямы боком. Но ничего не вышло. Негодные доски проломились под его весом, как лед у краев полыньи.

— Ну, или так! — прошептал невидимый противник, судя по всему, подошедший ближе. Еннервайн почувствовал не то пинок, не то удар, отнимающий у него последние силы удерживаться в этой дыре. Он кое-как держался, судорожно уцепившись за какие-то выступы, но одна его нога все же пробила декоративный потолок насквозь.

Что тут началось! В зале разразилась неописуемая паника. Никто из посетителей концерта не рассчитывал на повторение тогдашнего ужаса. Люди шли сюда безо всякого страха, к тому же перед повторным выступлением Пе Файнингер особо подчеркнула, что никаких провокаций сегодня не будет — из соображений хорошего тона. Поэтому зрители были абсолютно не подготовлены к появлению мужской ноги из внезапно образовавшейся пробоины в потолке. Зрители, сидевшие непосредственно под этим местом, с невероятной прытью ринулись в проходы. Бегущие падали, увлекая за собой ближних, а у дверей образовалась такая жуткая давка, что едва ли хоть кому-то удавалось выскочить наружу. Не меньший кошмар творился и на балконе. В считанные секунды толпа оккупировала все выходы, и лишь немногим счастливцам удалось с ходу вырваться в фойе.

Еннервайн получил сильный удар в лицо. Перед его глазами все еще стояло фантомное изображение мужчины с широко расставленными ногами. Он больше ничего не видел и не понимал, что конкретно произошло — то ли его ударил незнакомец, то ли он сам ударился о балку? Но раздумывать было некогда — он неумолимо проседал вниз, раненный и, можно сказать, слепой, и отделочная пластинка, некоторое время еще служившая ему опорой, вдруг оторвалась с одной стороны. Еннервайн провалился еще сильнее и висел, держась руками уже не за балку, а за само декоративное покрытие. Он слышал истошные вопли, раздававшиеся по всему периметру зала, — люди, понятно, ударились в бегство. Шум стоял просто адский, волнообразно откатываясь и набегая вместе с очередным приступом массовой паники. Вскоре Еннервайн ощутил, что тоненькие, ненадежные гвоздики («Бери что подешевле, это всего лишь времянка!») медленно отходят от основы. Он чувствовал, что продержится совсем недолго, оставалось лишь неясным, добьет ли его противник последним ударом «из милости» или придется висеть тут, пока не оставят силы, а потом камнем свалиться вниз.

И тут раздался чей-то громкий голос, пробивающий брешь в плотной шумовой завесе. Уверенный, мощный, он подействовал на людей успокаивающе, и многие, услышав его, сразу же перестали вопить.

— Дамы и господа, прошу без паники! Спокойно! Вы — вне опасности! Выполняйте мои команды.

Этот голос, в котором звенел металл, явно принадлежал человеку, привыкшему отдавать приказы. Такими интонациями должен блестяще владеть каждый офицер, каждый чиновник, от которого зависят важные решения, например, обер-бургомистр города с более чем десятимиллионным населением. Но это был никакой не бургомистр, а Йозеф Миргл — брандмейстер добровольной пожарной команды и владелец автосервиса «Миргл», который сегодня не стал передаривать своего билета детскому врачу из Хузума. Кстати, заезжий педиатр тоже присутствовал на концерте и дико скучал — вплоть до того момента, когда возникла критическая ситуация, сулящая перерасти в катастрофу. Так вот, именно Мирглу удалось добиться, чтобы маятник истерических воплей и визгов перестал раскачиваться по залу и почти полностью остановился.

— Всем оставаться на своих местах. Просто стоять, и все! Каждый снимает с себя одежду и бросает ее вон туда, в кучу. Так, граждане, без ложной скромности — речь идет о жизни и смерти!

Старший пожарный повторил свой призыв еще несколько раз. Потом вызвал добровольцев, и мужчины совместными усилиями отодрали сиденья от пола в той точке, куда вот-вот должен был упасть человек.

— Продержитесь еще чуть-чуть, лишь несколько секунд! — крикнул Миргл Еннервайну, беспомощно болтавшему ногами. Все, в том числе и сам Еннервайн, прекрасно понимали, что продержаться между небом и землей он сумеет совсем недолго.

Люди быстро поняли, чего хочет от них старший огнеборец, и дело пошло на лад. Первые сочувствующие начали срывать одежду и швырять ее на пол, образовывая под Еннервайном некое подобие стога сена. Обитатели галерки тоже активно поддержали начинание. Они сдирали с себя нарядные баварские костюмы, вечерние платья и фраки и сбрасывали вниз, в партер, где помощники Миргла живо выкладывали из них импровизированную подушку. Кто это судорожно раздевается вон там — кажется, господин Розе, владелец магазина обоев? А вон та дама, срывающая с себя наряд, похоже, учительница музыки Эрика Цигенспёкер? А та женщина с галерки, покачивающая прической а-ля Мардж Симпсон, — да ведь это же прокурор участкового суда… Невзирая на лица и звания, люди собирались по периметру зала в одном нижнем белье, радуясь, что на этот раз могут хоть чем-то помочь. Стенные гобелены приказали долго жить: их содрали со стен и побросали в общую кучу, затем дошла очередь до занавеса, который тоже пустили в дело, но основной объем спасительной подстилке все-таки придали изысканные предметы одежды посетителей, любовно подобранные дома для посещения культурного мероприятия, а теперь сваленные горой, будто утиль.