Чистая вода - [32]

– Откуда ты знаешь?

– Юн, нельзя, чтоб из-за таких вещей у тебя появлялись страхи.

– Осенью водолазы нашли что-то в Лангеванн. Может, Лизу?

Нельзя было говорить это, но Юн жил в постоянной тревоге, весь извелся – вот и вырвалось.

– Ты заговариваешься, – ровным голосом сказала Элизабет. – Это просто мрачная, неудачная шутка. Я не дам и пяти эре за эти твои «пятна» в Лангеванн. Дед тоже чего только в озере не видел – ты забыл? Тогда решили, что там живет морское чудовище, он даже интервью по радио давал.

– Да, но…

– У тебя неуемная фантазия. Помнишь, как ветром снесло крышу с овина Карла и она упала на дорогу? А ты решил, что началась атомная война, настал Судный день и бог знает что.

– Мне же было лет десять, если не семь…

– Пятнадцать. Это случилось летом, после твоей конфирмации.

– Какое лето? Ноябрь.

– Нет, это было в июле, в самую страду! Сушила сдуло в море, помнишь?

Да, про сушила он помнил.

– Лиза живет припеваючи. Я видела ее пару месяцев назад, не больше. Ей пришлось уехать с острова из-за проблем с отцом – только из-за этого, кстати говоря, – и она сейчас у родни на юге. Юн, тебе нужно понять это и смириться, ты же взрослый. Жизнь не похожа ни на кино, ни на детектив. В основном она обычная и очень скучная…

Под водостоком на улице звенела капель, успокаивающе постукивали спицы в руках Элизабет, и старые ходики на стене тикали в своем обычном сонном ритме.

Юн вернулся к повседневности и сказал:

– Карл зовет меня искать овец.

– Понятно. А платить будет?

– Да нет…

– Так я и думала. Знаешь, сколько он взял за то, что вытащил из кювета машину Ханса?

– Нет.

– Триста крон! Живоглот. Почему это ты должен пахать на него бесплатно? Деньги у него есть.

Это уж наверно. Коров и быков у него много, фонд помощи жертвам стихийных бедствий ему не отказывает, работники у него нелегалы, да еще Карл ухитрился немало вытянуть из муниципалитета за то, что водопровод прошел по его земле. Так посмотреть, дела у Карла лучше, чем у большинства крестьян на острове, хотя хутор его и лежит в развалинах.

В тот вечер Юн засыпал, думая о Георге. Его мучило, что водолаз не дает о себе знать. Он уехал более месяца назад – слишком большой срок для того, чтобы его молчанию можно было найти какое-то утешительное оправдание.

15

С утеса ему открывалась вся деревня, одинокие хутора на севере острова, изрезанный шхерами берег. Юн искал в горах овец, не для заработка – от Карла гроша ломаного не дождешься, – но чтобы вырваться из дома. Там переезд из планов становился реальностью. Элизабет по мелочи паковала вещи – то картинку, то бра; как придет из школы, так до ночи и складывает. Медленно, но упорно она убирала его мир со столов, стен, со всех привычных мест и прятала в серые коробки, расставленные по всему дому, который теперь скорее напоминал склад.

Юн получил деньги за работу на озере Лангеванн и в каком-то безнадежном порыве купил на них вагонку для западной стены. Но было поздно: бессмысленные, по ее мнению, траты уже не могли заставить Элизабет свернуть с пути.

– Хоть в море выкини! – рассмеялась она ему в лицо. Все было решено.

Вот он и сбежал в горы. Здесь между ним и пропащей деревней лежит печальная даль. Там внизу все замерло. С рыбой на этот год покончено, бочки с засоленной селедкой стоят за рыбзаводом, скот в стойлах, стройки, включая водопровод, заморожены до тепла… Настала осень: куда ни бросишь взгляд – слякоть, мокрый снег, бурые поля и черные горы.

Юн закрыл глаза, уперся лбом в скалу и подумал, что, если бы не разоряли дом его детства, он был бы вполне счастливым человеком. Про пятно в воде он забыл, видения его больше не посещали. Он мог бы наслаждаться осенне-зимней спячкой, хотя бы обществом Карла и его косматых овец. Легонько уткнуться головой в камень, знать, что есть в этом мире Юн, – и ничего больше не требовать.

В ложбинке внизу посыпались камешки и комья грязи. Кто-то вскрикнул и побежал. Когда Юн открыл глаза, в березняке на соседнем склоне что-то шевелилось.

У ручья в ложбине, поросшей густым лесом, он встретил Кари, бывшую спутницей Георга на празднике, и парнишку-скотника, возившегося с каким-то мокрым тюком: Это был ком из одежды и дамская сумка, которую Юн узнал с одного взгляда.

– Что это? – испуганно спросила Кари, переминаясь с ноги на ногу.

– Пальто и сумка, – ответил скотник.

– Фу! – фыркнула Кари. – Пусть лежит, пойдемте дальше. Овцы наверняка выше.

– Я нашел это под камнем.

Скотник указал на расщелину под замшелой плитой, напоминавшую лаз.

– Зачем кричать-то? – Юн подошел к ним. – Чего ты испугалась? Кучи одежды?

– Я не испугалась. Но она какая-то… мерзкая.

Юн заглянул в расщелину. Человеку хватит места, чтобы заползти в нее и исчезнуть. Он стал вспоминать, бывал ли тут прежде.

– Брось, – не унималась Кари. – Пойдем дальше.

– Это вещи Лизы, – сказал Юн. Скотник уронил тюк – наверно, вспомнил надписи на стенах в деревне.

В ту же минуту Карл, скользя, спустился с пригорка и спросил, почему они тут застряли. Никто не ответил.

Юн развязал узел и открыл сумку. В ней лежали розовая расческа, разбитое зеркальце, коробочка слипшихся конфет и записная книжка с пластмассовой обложкой, поблекшей от влаги. На замке и ручке ни пятнышка ржавчины; никакого намека на гниль или плесень ни на одежде, ни на кожаной сумке. Значит, они валяются тут месяца два, не больше.