Чиста Английское убийство - [3]

Теория эта в академических кругах считается малоприличной, но — как и любая не совсем уж параноидальная конспирология — весьма популярна среди писателей и журналистов. При этом нынешние «неомарловианцы» (во всяком случае, британские) весьма здраво вывели за скобки «Шекспировский вопрос», полностью сосредоточившись на расследовании инцидента в Дептфордовском пансионе — в чем достигли немалых успехов. Так что мы, со своей стороны, готовы подписаться и под многими вопросами, безответно задаваемыми неомарловианцами своим мейнстримным оппонентам[3], и даже под некоторыми их промежуточными (подчеркнем это!) выводами.

И вот тут следует сделать одно предуведомление, которое кое-кто может счесть недопустимым для детектива спойлером. Автор считает совершенно невместным для себя ввязываться в обсуждение «Шекспировского вопроса», и постарается держаться от него настолько далеко, насколько это возможно в данных обстоятельствах… Да-да, на этом месте многие лица могут ему, конечно, ехидно припомнить, как в прошлые годы сам он неоднократно развлекал (и ставил в тупик) своих собеседников такой вот гипотезой: «Ладно, допустим что марловианцы правы — тексты Марло и Шекспира написаны одним и тем же человеком. Но почему все так уверены, что это был именно Марло? Почему бы не наоборот: не Марло писал за Шекспира, а Шекспир — за Марло? Талантливый и „нераскрученный“ еще в ту пору автор пишет, по заказу Конторы, пьесы для профессионального разведчика, создавая тому легенду прикрытия»; каковая гипотеза впервые пришла ему в голову (и была тут же вынесена на суд публики) как раз на научно-популярной лекции о Марло и его связях с «Интеллигентной службой»…

Идея эта, кстати, была недавно блестяще реализована в комедийном бибисишном сериале «ВильЯм наш Шекспир — Upstart Crow», удостоившемся похвалы от «Гардиан» как «остроумная инверсия марловианской теории». Единственный минус ее — несоответствие реальности; как сразу же и было отвечено на той самой, давней, лекции: «Да, остроумно и, кажется, никем доселе не придумано. Но только имейте в виду, что Марло и Шекспир — это и вправду два совершенно разных автора: ни литературовед, ни лингвист не перепутают их тексты с той же степенью уверенности, как… вы ведь палеонтолог, да? — ну, как палеонтолог не спутает мезозойские и палеозойские отложения, о-кей?»

Итак — внимание, спойлер! — в «Шекспировском вопросе» мы будем твердо стоять на скушной академической позиции: Шекспир и Марло — это два разных автора; сходство, конечно, есть — ибо ранний Шекспир во многом ориентировался на Марло как на тогдашнего «первого драматурга Англии», а кое в чем ему и прямо подражал — но не более того[4]. (Крайне любопытно, кстати, что самая «марловианская», по стилю и духу, из пьес Шекспира — «Тит Андроник» — была поставлена как раз вскоре после описываемых событий, в январе 1594-го.) «Но есть нюанс».

Как известно, само имя «Шекспир» было впервые обнародовано где-то через пару недель после гибели Марло: в уже отпечатанную анонимную пьесу «Венера и Адонис» срочно вставили новый титульный лист — с именем автора. И отвергать с порога всякую связь между этими событиями, категорически настаивая на чисто случайном совпадении их во времени, кажется нам (со стороны…) непозволительным для исследователя предубеждением. Это как-то… неспортивно, во!

«На секретной службе Ее Величества»

Прежде чем двигаться дальше по тропинке, протоптанной леди Агатой и разведчиком-отставником Ле Карре, нам кажется полезным дать историческую справку: что, собственно, представляла собой в описываемое время «Интеллигентная Служба» Ее Величества.

Сэра Фрэнсиса Уолсингема часто и, в общем, справедливо величают «создателем первой секретной службы современного образца». Хотя формально у истоков Организации некогда стоял бессменный первый министр Елизаветы Уильям Сесил, 1-й барон Бёрли, но по настоящему отладил тот механизм (а во многом благодаря его безупречной работе Англии и удалось выстоять в затяжной войне с бесконечно превосходившей ее по всем ресурсам Испанской империей) именно Уолсингем[5]. После его смерти в 1590 году, вызвавшей ликование в Испании, Бёрли так и не удалось взять под полный контроль свое когдатошнее детище: оно распалось на две конкурирующие Конторы, в которых мы без труда опознали бы прообразы современных МИ-6 (разведка) и МИ-5 (контрразведка). За Бёрли осталась «МИ-6», а вот «МИ-5» отошла в ведение его главного врага при дворе, молодого фаворита Елизаветы графа Эссекса.

Не то чтоб такую схему организации спецслужб кто-то мудро спланировал заранее — просто при довольно хаотичной дележке «Уолсингемова наследства» Эссекс сразу прибрал к рукам структуры внутренней безопасности (первой задачей которых тогда было предотвращение покушений на «королеву-еретичку», за голову которой Папа Римский посулил гринкарту в рай), а Бёрли достались лишь заграничные резидентуры с системой курьерской «правительственной связи». Нити от всех этих покушений и «пороховых заговоров» обыкновенно тянулись на Континент, где окопалась непримиримая католическая эмиграция, и потому работа против тамошних «эмигрантских центров» велась как по линии «МИ-5», так и по линии «МИ-6»; ну а поскольку агенты их были, естественно, законспирированы и друг от дружки тоже, между Службами периодически приключался «дружественный огонь», причем довольно меткий… Что, как легко догадаться, не улучшало отношений.