Чинька-Чинька - [2]

Лохматый дядька с цепким взглядом схватил меня за рукав:

— Продаешь? Сколько за собаку просишь? Ить так лает! — сказал он восторженно.

Я едва высвободился от его цепких рук.

— Я тебе десятку дам за пса! — крикнул он вдогонку.

Мы уже покидали собачий закуток, когда вдруг Лида остановилась возле девочки со щенком на руках. Он позировал перед людьми, как позируют люди перед объективом фотоаппарата, чтобы показать себя в лучшем виде. Вроде бы сознавал, чем они здесь занимаются, для чего собрались, и помогал своей маленькой хозяйке, чем мог. Он с серьезным видом вглядывался в покупателей, и выражение глаз его менялось: то в них вспыхивало любопытство, то заинтересованность, то безразличие.

Лида глядела на щенка и все больше восхищалась им. Щенок тоже обратил внимание на нее и, как показалось, улыбнулся ей глазами. У них явно возникла обоюдная симпатия. Я подошел и напомнил:

— Пора ехать.

Лида не сдвинулась с места и кивнула на щенка. Я возразил:

— Мы уже купили. — И указал на рыжего, морда которого торчала у меня из-за пазухи.

— Давай купим и этого! — упрямилась она. — Рыжего мы продадим.

— С условием, что продавать будешь ты сама, — пошутил я, все еще не сдаваясь.

— Я согласна, но этого мы должны купить. Смотри, какой он серьезный, какой умница, какие у него глаза! Продаешь? — обратилась она к девочке.

— Да, — краснея и смущаясь ответила та.

Щенок охотно перешел в руки Лиды.

Нечего и говорить, что рыжего мы не продали.

Мы поместили щенков в коляску мотоцикла и поехали на дачу.

— А когда ж ты рыжего продавать будешь? — спрашиваю я Лиду.

— Пусть побудет у нас, мы его подарим! — крикнула она под свист ветра.

Приехав на дачу, мы схитрили, чтобы выйти из затруднительного положения. Держать двух щенков нам вряд ли позволили бы, и поэтому мы решили преподнести одного хозяину, Александру Ивановичу.

После задушевной и торжественной речи мы вручили ему рыжего. Он обрадованно принял подарок. Как большой знаток, осмотрел и, к нашему общему удивлению, нашел пятый палец! Честно говоря, мы опасались, как бы наш поход в собачий отдел барахолки не закончился менее благополучно.

Кто есть кто

На даче щенки очень быстро освоились. Для начала они обследовали грядки, вытоптали рассаду капусты, переломали цветы, росшие вдоль тропинки, и в довершение вырыли нору под домом — сделали самый настоящий подкоп. Перемазанные грязью, возбужденные и веселые, с языками наружу, они ввалились на веранду и влезли на диван.

С вошедшей Анной Моисеевной чуть не приключился обморок. Всплеснув руками, она закричала:

— Ах вы негодники!

«Негодники», прекратив возню, удивленно подняли головы и насторожились. Они еще не знали, что сделали плохого, но в голосе уловили нотки, предвещающие какие-то неприятности.

На крик из комнаты вышел Александр Иванович и в порыве негодования кинулся к возлежащим на диване, однако как он ни спешил, а не успел: почуявшие недоброе, щенки вмиг оказались у порога.

Для щенков эта выходка даром не прошла. Вечером, когда на веранде собрались все обитатели дачи и мирно беседовали, Александр Иванович демонстративно вбил гвоздь в косяк двери и повесил внушительную мухобойку — кусок резины на палке — и, указав на нее пальцем, провозгласил:

— Буду приучать собак не бегать на веранду!

Поскольку в воспитании щенков приняли участие еще некоторые лица, мне придется познакомить читателя и с ними. Самую бурную деятельность на этом педагогическом поприще развила Жейка. Вообще-то она Анжелка, но в ту пору, когда она начинала осваивать человеческую речь, слова в ее произношении неузнаваемо изменялись. Себя она величала не Анжелкой, а Жейкой.

С Жейкиной мамой, моей женой Лидой, мы купили на барахолке вместо одного щенка двух. Ну а я — это я. Что еще можно к этому добавить, прямо не придумаю.

Мы долго гадали, как назвать щенков. Пока судили да рядили, имена щенкам определились сами по себе. Рыжий, этот толстошкурый обжора и увалень, бегал, смешно переваливаясь с боку на бок, — и его нарекли Топтыгой. Черный ничем особо не отличался. Он тоже участвовал в играх и побоищах на вспаханной мягкой земле, но его следы не так бросались в глаза. На месте преступления, как правило, заставали Топтыгу и наказывали.

Особо пресекалось их появление в доме. Инициатором вылазок на запретную веранду был черный щенок. Топтыга шел следом. Черный первым находил лакомый кусочек или оброненную косточку, а Топтыга с глухим рычаньем отнимал ее. При малейшем подозрительном шорохе черный, как тень, исчезал бесследно. Он останавливался за порогом на нейтральной территории и там спокойно и безвинно помахивал хвостиком в то время, как неповоротливый Топтыга, получив шлепок мухобойкой, вылетал следом, визжал и забивался в заросли. Черный был сметлив и неуловим.

Для того чтобы отличать хитреца от Топтыги, его все чаще называли черным, это само собой перешло в имя собственное — Черныш, но Жейка своевольно его переиначила в Чиньку. Если он в чем-то был виноват, ему грозно кричали: «Черныш!» Если заслуживал похвалы и ласки, ему говорили: «Чинька!»

Моряк

Александр Иванович, вспомнив времена далекой молодости, когда от настоящего мужчины требовалось, чтобы он умел делать все, извлек из кладовой плотницкие инструменты. Подобрав подходящие доски, он соорудил собачью будку. Для того чтобы собачье жилье не пришлось расширять, когда щенки подрастут, он сделал его просторным и высоким. Они охотно поселились в новом помещении и перестали интересоваться верандой.