Чихнешь в воскресенье... - [28]

—  Спасибо, Крис.

Однако он не уходил. Фредерика посмотрела на него.

—  Я увидел тут иностранную марку, — он кашлянул. — Франция, — и торопливо добавил: — Мисс Хартвел всегда отдавала мне марки для коллекции.

—  Конечно, Крис, — она осторожно вскрыла письмо и вырезала марку.

Крис взял её и несколько мгновений рассматривал,

—  Ещё одно письмо с такой же маркой пришло для мисс Кэтрин. Но она его не получит. Нет, мэм. Потому что умерла, — мрачно закончил он.

—  Конечно. Вы берёте и почту Фермы?

«Почему он обслуживает и Ферму? И почему я так неестественно любопытна?» — тем временем спрашивала себя Фредерика.

—   Да, мэм. Я здесь, можно сказать, почтальон, и наёмный рабочий, и помощник во всех делах.

—  Понятно. Неудивительно, что вы собираете мар­ки, — с отсутствующим видом заметила Фредерика. Ейхотелось, чтобы он ушёл и она смогла продолжать работу. В  этот     момент хлопнула  задняя  дверь  и  влетела Марджи.

—   Получили почту для Фермы? — спросила она у Криса, даже не посмотрев на Фредерику. — Я иду туда...

Крис с разочарованным видом протянул ей письма. Было очевидно, что он хотел лично доставить письмо, адресованное миссис Клей. Уходил он медленно и с достоинством.

Марджи уселась в большое кресло и просмотрела пись­ма. Фредерика, которой уже хватило выходок Марджи, начала было выражать свои чувства, но её спасло появле­ние старой леди, пришедшей в библиотеку. Фредерика прошла с ней по коридору и узнала, что посетительницу зовут миссис Пайк, и что именно она сделала одеяло, которое Фредерика получила на ярмарке. В нормальном состоянии Фредерика заинтересовалась бы рассказом о том, как долго создавался рисунок одеяла, но сейчас она думала о Марджи. Спросить ли её о прошлом вечере или предоставить это Кэри? Девушка казалась очень напря­жённой и чем-то занятой.

Потом, прямо посреди рассуждений о розовом на фоне синего или красном на фоне зелёного, Фредерика вспомнила, что должна спросить Марджи о серебряной табакерке. Она извинилась и довольно невежливо остави­ла старуху у полок. Сама вернулась в кабинет и обнаружила, что Марджи исчезла, а ящик стола полуоткрыт. Фредери­ка быстро заглянула в него и с облегчением увидела, что табакерка на месте. Может, она сама забыла закрыть ящик. Сунув табакерку в карман и даже не позаботив­шись извиниться перед посетительницей, она выбежала в заднюю дверь. Добежала до ворот, ведущих на алеею; они оказались открытыми. Но Марджи нигде не было.

—   Чума на неё! — выругалась Фредерика и пошла назад, в магазин, к надоедливой посетительнице.

Остальную часть дня Фредерика была слишком занята клиентами, чтобы думать о чём-то другом. На ланч у неёбыли только сэндвичи и шоколадный молочный кок­тейль, который принёс Крис. Он ходил с тележкой на станцию и привёз новую партию книг. Обогнув дом, он подкатил тачку к заднему крыльцу, где его встретила Фредерика. Бумажный стакан с молоком опасно возвы­шался на пачках книг, как часовой на горе. Крис торжественно протянул его ей.

—  Все в городе говорят так, словно сами были свиде­телями убийства, — сказал он.

—  Ерунда, — чуть резковато ответила она; но взяв из большой коричневой руки стакан, она пожалела о своём тоне и с беспокойством посмотрела в лицо Криса.

К вечеру Фредерика решительно намерена была сбе­жать из магазина. И хоть не признавалась себе самой, ей хотелось снова увидеть Питера Мохана. Ни он, ни Тэйн Кэри за весь день не заглянули к ней, и это показалось ей нехорошим предзнаменованием. Днём один из посетите­лей напомнил ей, что в восемь тридцать вечером в колледже состоится лекция. Что-то о Корее. Фредерика и не думала идти туда, однако после ужина обнаружила, что надевает своё лучшее льняное платье. Полчаса спустя она закрыла на замок обе двери и побежала к кампусу, словно спасаясь от преследующих её демонов. Добрав­шись до зала, она увидела, что немного опоздала, и незаметно села в заднем ряду.

Большая комната была полна народу, но поблизости Фредерика не увидела никого знакомого. Она откинулась на жёсткую спинку и осмотрела стенные панели и ряд внушительных портретов на них. Несомненно, зал кол­леджа был гораздо приятней церковного. Фредерика мельком подумала об упадке американской архитектуры за пятьдесят-шестьдесят лет: зал колледжа был построен в 1825 или 1830 году, а церковь — в 1880 в память о чём-то. Лекцию читал корреспондент, только что вернувшийся с корейского фронта. Его представил Питер Мохан. Он показался Фредерике уставшим и рассеянным. Ей было трудно сосредоточиться: у лампы над головой жужжаласиняя муха, в зале стало жарко и тесно. Время от времени Фредерика начинала клевать носом, лекция тянулось прямо-таки бесконечно. Но вот шум в зале возвестил об освобождении. Фредерика сразу встала и вслед за толпой вышла на ярко освещенное крыльцо. Тут все задер­живались, разговаривая и наслаждаясь тёплым летним вечером.

Фредерика немного постояла, чувствуя себя совершен­но одинокой в этой толпе незнакомцев. Она с беспокойством поискана Питера, но его нигде не было видно. Наверно, занимает лектора. И ничего не остава­лось, как уходить. Фредерика медленно шла по кампусу, чувствуя себя всеми брошеной; её пугала перспектива возвращения в пустой дом. Но тут ей на плечо легла тяжёлая рука. Вздрогнув, она оглянулась и увидела боль­шое красное лицо Джеймса Брюстера. Её разочарование было очень острым.