— Андрей, ну скажи им, что мы так не договаривались! Мне чуть ногу насквозь не пробило!
Эндрю Стоунмен, он же Андрей Каменев, тяжело вздохнул и подошел к своему подчиненному, а вернее, подопечному. Толстяк Эд, он же Эдик Синицын, он же просто Ворчун, он же Салогрыз, подросток тринадцати лет, одной рукой обхватил раненую ногу, а второй протянул ту самую злополучную стрелу.
С тропы за ними наблюдали десятка полтора любопытных детских глаз. Большинство ребят, до недавнего времени изображавших ковбоев и стрелков, смирно лежали, притворяясь трупами. Некоторые умудрились выстроить на себе целые композиции, воткнув в рубашки по дюжине лежавших поблизости стрел. Был бы рядом фотограф, получилась бы неплохая фотография из серии «Зверства дикарей». Остальные — кто сидя, кто полулежа — следили за своими вожатыми.
Андрей взял в руки стрелу. Все игровые стрелы были лишены острия, разрешалось лишь для утяжеления и баланса укрепить вместо наконечника небольшой грузик, например гайку, а чтобы свести опасность получения травмы к минимуму, сверху наматывался кусочек поролона. Но с этой стрелой неведомый умелец явно переборщил. Одной гайки ему было мало, и он решил усилить конструкцию гвоздем, хорошо хоть, шляпкой вперед. Впрочем, проблема была вовсе не в гвозде, а в том, что большая часть поролона была сорвана и в результате стрела довольно ощутимо ткнула незадачливого Эдика прямо в бедро, чуть пониже шорт.
Одноглазый резко, но аккуратно забрал стрелу себе. Покрутив ее между пальцев, понимающе ухмыльнулся:
— Работа Шмелевых. Баланс соблюден, а вот оперение кое-как держится. Ну, я им сейчас задам!
Со своей поистине удивительной прытью здоровяк взбежал по откосу, и до Андрея донесся шум перебранки.
— Я вам что говорил, вы, недобитки индейские?! Я сколько раз уже предупреждал?! У нас тут не война, а игра, понимаете?! Игра! А чего нельзя делать на игре?! Ну, кто мне скажет?!
— Жульничать, — послышался слабый писк. Это младшенький, Ваня. Старшенький — понаглей, однако предпочитал отмалчиваться. — Но, Игорь Петрович…
— Что — Игорь Петрович?! Я уже тридцать лет Игорь Петрович! Я вам русским языком говорил! Русским, понимаете меня?! Не на английском, не на испанском и не на португальском, хотя бы мог и на них, а на русском! Великим и могучим русским языком повторял не менее сотни раз на дню! У нас честная игра! Мы можем хитрить, изворачиваться, лукавить, проворачивать всякие финты, но только в пределах правил!
Андрей и дети в количестве полутора сотен экземпляров невольно развесили уши. Одноглазый, он же Игорь Суровый, был прирожденным оратором и даже распекать умел красиво, без использования грубых выражений и ненормативной лексики.
— Еще раз такое повторится — поснимаю со всех луков тетиву! Будете у меня учиться просветлению! Кто-то там на флейте без дырочек играет, а вы будете стрелять из лука без тетивы!
— Не надо, пожалуйста! — Просящие нотки в нестройном хоре голосов были способны разжалобить даже мумию, но никак не строгого воспитателя, всерьез вознамерившегося в очередной раз доказать подопечным, кто есть кто под этими звездами.
— Я сказал, и я сделаю! Я когда-нибудь нарушал свои обещания? — Дружное мотание головами. — Нет? Вот и славно. Но на сегодня все наказаны. Игры больше не будет. Скажите спасибо этим Робинам Гудам — самоучкам.
На протяжении всей этой тирады Андрей молча работал: смазывал ссадину Эдика йодом и накладывал пластырь. Удивительно, но Ворчун перестал жаловаться, а наоборот, приосанился и гордо смотрел на остальных ребят. Видимо, получение реальной боевой, а не какой-то игровой раны подняло его самооценку пунктов эдак на пять-шесть.
Шум наверху затих. Дети отлично знали, что спорить со старшим воспитателем абсолютно бесполезно, и с покорностью приняли наказание.
Андрей как раз закончил бинтовать своего экс-ковбоя, когда рядом с ним снова возник Игорь. Не подошел, а именно возник. Каменев сам не понимал всех премудростей этой науки и знал только, что его противник, а также непосредственный начальник владел ею в совершенстве и даже в чистом поле мог подойти абсолютно незамеченным. По крайней мере, он сам так утверждал. По-прежнему улыбаясь, словно и не было никакого инцидента, Игорь с уважением произнес:
— А ловко ты меня подловил. Честно говоря, даже не ждал от тебя такой прыти. Хотя… ты ведь чем-то там занимался, да?
— Пару лет контактным карате. — Андрей, стараясь казаться равнодушным, махнул рукой. — Особо многого не достиг: так, в стойки научился вставать да орать по-страшному. Ну, еще занял четвертое место на городских соревнованиях, после чего понял, что высоты мне не светят, и ушел.
— Именно не светят? — Глаза Игоря вдруг превратились в две рентгеновские установки, пронзая Андрея насквозь и вытаскивая из его души один секрет за другим.
— Ну не совсем. — На этот раз Каменев замялся. — В общем, моего приятеля, который занял первое место, через два дня избили обычные хулиганы. Он каким-то чудом жив остался. Вот я и решил: на фиг мне такое карате, которое не дает возможности себя защитить. И ушел.
— Знаю я эти секции. — Старший воспитатель даже погрустнел, словно вспомнил давнишнюю обиду. — Они всех подгоняют под одну гребенку, чтобы были сильнее, быстрее и хитрее всегда и везде, а в итоге получается черт знает что. Хорошо, мне потом один умный человек растолковал истину.
