Четыре унции кофе - [10]

APPASSIANATO

,

APIACERE

В ближайший уик-энд мы, как обычно, отправились загород. Она сидела рядом со мной, взбалмошная, в цветастом платье и платке, который гармонировал с ее солнечными очками, но все же более подходил для прогулок в кабриолете. Маскировка, подумалось мне. Она рассказывала, как выручала утром соседского кота, застрявшего в заборе на заднем дворе. Жестикулировала и смеялась. Мы почти проехали всю Вебстер стрит. Но перед 16 улицей я вдруг перестроился и погнал назад. Хлоя, непонимая, смолкла. Что-то случилось?– спросила она. Мы что-то забыли? Я взглянул на нее с улыбкой, которая больше напоминала издевку. И ничего не ответил. По BuzzFMпередавали WalkingonBrokenGlassЭнни Ленокс, вещь, которую она любила. Я сделал погромче. Потом ей позвонил кто-то из подруг и очень меня выручил минут на пять, избавив от объяснений. Она опомнилась, только когда я припарковал машину наРоквелл авеню. Приехали, сказал я. Она вышла и огляделась по сторонам. Я кажется, была в этом доме, неуверенно произнесла она. Правда? Я изобразил удивление. Ну, пошли. И я взял ее за руку и повел мимо студии Филис на второй этаж также, как несколько месяцев назад она вела меня в библиотеку дома, который купил ей Генри Кэмпбелл. Едва мы вошли, я поволок ее в спальню. По дороге, взвигнув, она едва не сломала каблук. Я даже не дал ей раздеться. Толкнул на кровать. Задрав платье, я стянул с нее трусики, приспустил свои джинсы и первый раз засандалил без всякий прелюдий. Она лежала на животе, впившись розовыми ногтями в мою постель. Я наяривал, придавив ее сзади. Она стонала. Я ускорился. Под напористым действием моих толчков матрас стал наползать вперед, и ее голова начала стучать о спинку кровати. Мне было плевать. Ей тоже. В последний момент я едва не опоздал, но все уже успел выйти и забрызгал ей вырез на спине до самых волос. Что это было?– промурлыкала она. Единственная туфля, наконец соскользнула с ее ступни на ковролин. Я потянулся к тумбе и надергал пару клинексов из коробки, стоявшей у изголовья. Наконец, смахнув рукавом блейзера пот со лба, я ответил: Гайдн, сюита ля бемоль, часть первая. Так и не повернувшись, она спросила: а сколько всего там частей? Три, сказал я. А может, четыре. Не помню. Поживем – увидим. Нужно было вернуться к машине за продуктами. Я натянул джинсы и оставил ее в спальне одну. К счастью, по дороге никто из соседей мне не попался, вид у меня был ошалелый, как после дури. Отголоски студенческой поры. Пару часов назад мы собирались на пикник в мотеле. Согласен, корявое выражение. Хотя, по сути, все то же самое, только внутри, а не снаружи. Как еще это назовешь? Мотник? Или пиктель? Два стандартных пакета из «Хай-Ви» уже никак не похожи на виноградные корзины, в которых томились фрукты и ветчина на опушке Булонского леса. Пусть их. Меньше романтики, но голод и молодость те же. Когда я вернулся, она успела оправиться и сидела в кресле гостиной. Видимо, перед этим бросив взгляд в зеркало, она поняла, что прическу после моей внезапной атаки уже не спасти. И довершила урон, расправив волосы. Значит, сказала она, загадочно оглядываясь по сторонам, здесь ты живешь. Я опустил пакеты на мраморную столешницу: как ты догадалась? Она хмыкнула, улыбнувшись: мило. Я ничего не ответил, потому что жирный соус для монгольского бифа с грибами и луком предательски протек из картонной коробки. Бог с ним, с рисом, но он попутно залил десертные булочки и даже блестел на упаковке заветных китайских печений. Что теперь будет с желаниями?—подумалось мне. Пока я накрывал на стол, она по-хозяйски прошлась от ванной комнаты до спальни, задержалась в гостиной, рассматривая надписи на СD дисках из моей коллекции. Ты слушаешь Скрябина?– донеслось из комнаты. Я перелил соус в пиалу, чтобы немного подогреть в микроволновке. Рис был еще теплым. Но лучше было разложить его по порциям, избавившись тем самым от запачканного картона. Я слушаю все, крикнул я, но под настроение. Потом добавил пару вилок (мы обходились без палочек принципиально), ложку для соуса, салфетки. И зажег большую восковую свечу в центре подноса. Когда я медленно вплыл, она восхищенно причмокнула. Что будешь пить? На улице уже горели фонари. Я опустил жалюзи по дороге к бару. За волшебной полукруглой дверцей в свете вмонтированных ламп и зеркал красовалась золотая мечта любого университетского алкоголика. Остановились на OdetteEstate урожая позапрошлого года. Потом мы сели друг напротив друга. Я разлил вино. В колеблющемся пламени свечи она была особенно прекрасна. Рис (оба вида) пошел на ура в комбинации с фруктовым салатом. Бифф был просто восхитителен. Сладкий зеленый перец добавлял ему особой пикантности. Но креветки… Креветки способны творить чудеса. Я понял это, когда, поцеловав ее долго и страстно, не отпуская, оторвал от стула и перенес на софу. Мы боролись за право первой скрипки. Она была слишком настойчива, и я уступил. Она брала реванш. Грубо, без сантиментов, отдавшись чистой механике.Скачками это не назовешь, скорее, верховой прогулкой. На скачках лошадь летит галопом, и всадник почти не касается седла, а вот если пустить ее рысью, тогда при правильной посадке наездница выполняет ритмичные движения тазом. Нечто подобное проделывала и Хлоя. Она не спешила, чтобы не сбить шаг. Мы прогулялись примерно до северных околиц и финишировали одновременно. Лежа на кровати, она стала вслепую шарить рукой в сумке: надо позвонить Чаку. Отдышись, сказал я. И потом не факт, что ты попадешь домой