Четыре туберозы - [28]

Покорна Неведомой воле,

Огонь, сплетённый из страсти и боли.

Тебе, незабвенный прах, молюсь, преклоня колени.

Дальше и дальше. И тесной толпой обступают меня саркофаги.

В них застыли навек волновавшие юность волшебные саги,

Всё, чем душа трепетала,

Билась, пылала

Долгие годы,

Сказки о Боге, о цели святой Бытия, песни свободы, —

Вас всех сокрыли тесные своды,

Всех зацветающей, ласковой сонью одели они.

Тихо склоняюсь на камни,

Вас не вернуть никогда мне.

Шёпот последний шепчет: усни.

НИЩИЙ

Я схожу в молчанье глубоком,

И поют ступени крыльца.

Смотрит ночь неотступным оком,

Веет шорох, шорох конца.

Я иду по пустому полю.

В поле много, много дорог.

Как нашёл я, как сжёг я волю,

Никому я сказать не мог.

Только ветру, ветру ночному

Расскажу про своё житьё,

Поклонюсь ему, как родному:

О, прими ты горе моё!

Пил до дна я горькую брагу.

Вот иду, одинок и пьян.

На холодную землю лягу,

В облетевший сухой бурьян[88].

Я руками стебли раздвину

И, прильнув, закрою лицо,

Упадёт на мёрзлую глину

Золотое моё кольцо.

И былое, как долгий свиток,

Вдруг совьётся в одно, в одно.

Сердце станет звенящий слиток

И узнает, что всё равно.

И, смеясь над безумным нищим,

Буйно-весел, и дик, и рьян,

В тёмном поле ветер засвищет[89],

Пригибая к земле бурьян.

АНГЕЛ РАЗЛУК

О, вестник в ризах голубых,

С крылами, льющими прохладу!

Ты был при утре дней моих

И вот пришёл задуть лампаду.

Ты видишь, там, на дне души,

Поникла смолкнувшая совесть.

В папирус дел моих впиши

Её томительную повесть.

Огонь и боль, обман и страх,

Укор, прильнувший к изголовью,

И счастье — быстрый ветр в полях,

И жизнь, сожжённая любовью.

Так волны шумно протекли,

Волна с волною вечно слиты,

И плющ, и лавры заплели[90]

Надежд заржавленные плиты.

Но что мне в том! Мечте не жаль

За песней песни недопетой.

Лишь только б чёлн стремился вдаль —

К черте, туманами одетой.

Тебе не знать моих побед,

Моей тоски, как меч, разящей,

Твой жребий — видеть райский свет,

Мой жребий — биться в тёмной чаще.

Но час пришёл. И вновь пути

Обстала древняя ограда.

Священный мрак! Зову, приди.

Угасни, тленная лампада.

В ПОЛЯХ

В ночных раздольях, в ночных просторах

Сожжённый быстро, растаял день.

Иду, и внятен мне каждый шорох,

И жутко сбоку ложится тень.

Весенним утром я шёл, счастливый,

И были вздохи так далеки.

О, как нежданно кругом взросли вы,

Седые травы моей тоски!

Куда иду я?.. О, если знать бы!

Я только путник, лишённый сил,

В краю, где ведьмы справляют свадьбы,

И бродят в поле огни могил[91].

Кричать иль плакать? Но сжаты губы.

Иду и знаю, что умер день.

А ветер грянул в стальные трубы,

И сбоку пляшет, кривится тень.

МОЯ ЗВЕЗДА

Сребрится купол голубой.

            Лазурь чиста.

Горит высоко надо мной

            Моя звезда.

Я не устану никогда

            За ней следить.

Уходит тонкая туда

            Златая нить.

Струится в безднах Млечный Путь…

            Моя земля!

Увижу ль я когда-нибудь

            Твои поля?

И, узник пленного житья,

            Ненужных дел,

Найду ли радость бытия,

            Иной предел?

Иль дух навеки заточён

            Везде, везде,

И тот же горестный закон

            На той звезде?

Сребрится купол голубой.

            Лазурь чиста.

Вверху высоко надо мной

            Моя звезда.

ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ

А. Тимофееву

Ярится ветер, пёс безродный.

Весь город — чёрная тюрьма.

Я призрак тёмный и холодный,

Стучусь в молчащие дома.

Темнеют запертые ставни,

За ними спят друзья, враги.

Ужель не слышен зов мой давний,

Мои звенящие шаги?

О, люди! Люди! Выходите!

Глядите в горестную высь.

Уже сверкающие нити

Над вашим городом сплелись.

И чашу гнева Ангел мстящий,

Грозя, над кровлями простёр.

Их обратит фиал кипящий

В один бушующий костёр.

Быть может, поздно… Люди, люди!

Спешите грозное постичь.

Молите Господа о чуде,

Да отвратит подъятый бич.

Но глухи запертые ставни.

За ними спят друзья, враги.

Их не пробудит зов мой давний,

Мои смятённые шаги.

ДУШИ НОЧНЫЕ

Нине Петровской

Лишь солнце усталые очи

Закроет, и стихнет земля,

Одиннадцать рыцарей Ночи

Идут чрез луга и поля.

Что кажется тайною мига

Людей, и народов, и царств,

Для них — как раскрытая книга

Безумий, страстей и коварств.

Им видно, как чёрные дымы

Восходят к сияниям звезд.

Вздыхая, идут они мимо,

Всё тихо вздыхает окрест.

И взор из печали пророчит,

И небо вещает грозу.

И каждый из рыцарей Ночи

Ночную роняет слезу.

Скатится — и сомкнуты веки.

И вот уж, как сон, далеки…

Но слёзы зажгутся навеки

Заклятьем любви и тоски.

И в снах беспокойные души

Златые завидят огни.

И многим виденья нарушат

Неведомой грёзой они.

И многих заклятья стальные

Вослед за собой поведут.

И перлы, те слёзы ночные,

Избранное сердце найдут.

Кто перл этот тайный добудет,

Над тем уж земля не вольна.

Покой навсегда позабудет

И станет, как странник без сна.

Вдоль нив, зацветающих кровью,

Пойдёт он, скиталец ночной,

Гоним беспощадной любовью,

Гоним беспощадной тоской.

О, Знавший надежды земные!

О, Павший на крестном пути!

Прими эти души ночные

И дай им, и дай им — дойти.

ПУСТЫНЯ

Вечером тихим к тебе прихожу, родимая Мати Пустыня,

К тебе припадаю,

К твоему зелёному раю.

Осени меня, ласковая тишь, вечерняя святыня.

Годы за годами, вёсны за вёснами,

В каменных стенах,

В вечных изменах,

Словами — путами косными

Держали меня мёртвые люди.

Меня ласкали их женщины,