Четыре туберозы - [27]

Глядит провалами очей.

Молчит парламент опустелый,

Молчит покинутый музей.

Эмблема равенства и братства

На них резцом иссечена.

Бери ненужные богатства,

Хранитель новый, Тишина!

И пусть всё то, чем люди жили,

Что слито яркостью племён,

Уснёт под слоем серой пыли,

В полёте мертвенных времён.

Я знаю, житель отдалённый

На тверди блещущих планет,

Влеком мечтой неутолённой,

Откроет вновь наш мёртвый свет.

И с вещей дрожью гость случайный

Пытливо стогны обойдёт

И наши муки, наши тайны

В страницах ветхих[85] развернёт.

Когда ж, тревожный и усталый,

Предастся сладостному сну,

К его челу, как атом малый,

Я, призрак ласковый, прильну.

Всё море радостей и болей,

Что было ведомо векам,

В него вдохну могучей волей,

Навек пришельцу передам.

И, приобщённый тайным звеньям,

Летя пространствами назад,

Снесёт грядущим поколеньям

Старинной жизни тонкий яд…

В иных мирах, осилив бездну,

Тысячелетий тёмных дверь,

Я, дух Земли, опять воскресну

Со всем, что умерло теперь.

 ……………………………

Застыла кровь. Текут мгновенья.

Мой взор смыкают цепи сна.

Мои пустынные владенья

Прими, Властитель Тишина!

II. НОЧНЫЕ ГОЛОСА

ОСЕННИЕ СЛЁЗЫ

Долги осенние ночи.

Ветер гудёт над оврагом.

Оползни облачных клочий

По небу тянутся шагом.

Жёлтые, тусклые травы,

Запахи листьев и прели,

Холод осенней отравы

В зове пастушьей свирели.

Нивы в безлюдном покое,

Красные кисти рябины.

В траурно-сумрачной хвое

Сеть золотой паутины.

Ветви в шуршащем уборе.

Блёклые краски заката,

Робкие, бледные зори.

Всё это было когда-то…

Всё это было когда-то…

Сердце не знает, давно ли.

Слёзы старинной утраты.

Слёзы ласкающей боли.

«Осень взоры клонит…»

Осень взоры клонит,

Вечер свеж и мглист.

Ветер гонит, гонит

Одинокий лист.

Так и ты, забвенный

Лист в ночных полях,

Прокружишь, мгновенный,

И уйдёшь во прах[86].

В ЗАБЫТОЙ СТРАНЕ

Здесь венец прохладных елей,

Здесь источник, как хрусталь,

Здесь блистанье белых мелей,

Угасающих свирелей

Затаённая печаль.

Тихий вечер в чаще елей…

Жёлтый топится хрусталь.

Сонный ключ журчит у мелей.

В долгих жалобах свирелей

Глуше давняя печаль.

Кто там глянул между елей

Взором ясным, как хрусталь?

Бледный лик белее мелей,

Упоительней свирелей

Голос, нежный, как печаль.

О, я вспомнил! В чаще елей

Пело счастье, как хрусталь…

Потускнели пятна мелей,

Дрогнул звонкий зов свирелей

Это ты, моя Печаль!

ТРИ ДЕВУШКИ

Три девушки вышли в дорогу одне.

Три девушки знали о белой стране.

И годы сменялись, сменялись в пути.

А белой страны не найти, не найти.

Однажды спустилась вечерняя мгла,

И первая тихо, склонясь, умерла.

И скоро за нею в предутренний час

Уснула другая, и пламень погас.

Но третья молитву твердила одну:

Дай белую, Боже, увидеть страну!

И ночью глухою шепнули ей сны:

Ты вышла вначале из белой страны.

И правду ночную она поняла,

Закрыла лицо и, вздохнув, умерла.

ВОЗВРАЩЕНИЕ [87]

А. И. Бачинскому

О, Леты медленной темнеющие воды!

Едва тревожит гладь знакомая ладья.

Как сон, как краткий миг, прошли земные годы,

И вновь, седой беглец, сюда вернулся я.

И чувства яркие, и думы охладели.

Безбольно и светло в негреющей тиши,

В просторах без конца вздыхают асфодели,

И слабо шелестят речные камыши.

В который раз я жду, блаженный и усталый,

Под говор сонных струй, глядя на смутный дол,

Пока не заскрипят истёртые причалы,

И кормщик не возьмёт условленный обол.

И мнится, жизнь моя в её огнях и грозах,

Блистая и гремя, затем лишь протекла,

Чтоб в этот миг стоять, склонясь на пыльный посох,

И слушать дальний плеск неспешного весла.

НА ОЗЕРЕ

Неподвижны луны золотые рога,

                И пустынны кругом берега.

Я гоню по волнам расписную ладью

                И протяжную песню пою.

И внимают мне рощи развесистых ив,

                Над водою венцы наклонив,

И упруго ладья рассекает, шурша,

                Серебристую грудь камыша.

На зелёном лугу, на крутом берегу,

                Притаились, белеют кресты,

Но причалить туда не хочу, не могу.

                Там уснула, о, милая, ты.

Ты в безгорестный край улетела, любя,

                Уплыла в гробовом корабле.

Но навек одному, без тебя, без тебя

                Мне не жить на цветущей земле.

Много долгих часов, много тихих ночей

                Я проплакал над белым крестом,

Но сегодня иной, одинок и ничей,

                Я плыву на челне золотом.

На весле — жемчуга. Правлю твёрдой рукой

                Я туда, где черней глубина.

Будет радостный крик, будет плеск и покой,

                Будет смерть моя сладко-вольна.

В СКЛЕПЕ

Нине Петровской

Вхожу, озираясь, неспешный, под своды старого склепа.

Там, позади, ликует весенний день.

Молчит погребальная сень,

Прохлада и тень,

Ласково нежат усталое тело.

Здесь, под этими плитами, в их гробовой тишине

В никем не тревожимом сне

Почиет всё то, к чему я стремился так слепо,

Что когда-то призывно сверкало, а теперь навек онемело.

Вот из камня изваянный шлем, победный, крылатый,

Осенил гранитные латы.

Под этим надгробием смолкли о славе мечты.

Это ты,

Тысяч приветственный гул,

Что вскипаешь, как медные зовы рогов, гулкое эхо тревожа,

Тихо уснул

В глубине могильного ложа.

Женский рыдающий образ поник над урной разбитой,

Крылья надломлены, долу опущены взоры.

Это слёзы твои, струясь на холодные плиты,

Выжгли на них немые узоры.

Тенью безумной и светлой ты прошла земные ступени,