Четыре самозванца - [5]
— Ну и прыткие вы стали! — удивился я. — Не гоните лошадей! Пока не допаяю БФВВ, никуда не поедем.
— Что за «бэ-фэ-вэ-вэ»?
— Блок, который остановит время внутри Машины, иначе постареете в ней, тридцатилетними станете, а мне так вообще четвертый десяток пойдет.
— Ладно, паяй, — милостиво разрешила Катя. — А я с Сашей пока продумаю план действий.
Во дает! Тоже мне, полководец, метр сорок с косичкой…
Ромка становится директором
Я обнаружил этот люк, пока Жора и Максим секретничали. Хотел громко залаять из-под вагончика, чтобы всех насмешить, полез туда прятаться — и увидел.
Открыть крышку и пролезть в будущее можно было запросто. «Вот это везуха!» — мелькнуло у меня в голове. Ведь кто я в настоящее время? Школьный шут гороховый. Не Роман и даже не Рома, а Ромка.
А вот пролезу в будущее и такое вытворю, что сразу стану «наш уважаемый Роман Алексеич!»
Чего бы такого вытворить, чтобы все ахнули? Была у меня одна идеечка, но я ее в откровеннике сдуру выболтал. Думал, что Машина Времени — это сказки, вот и написал. И мне теперь нельзя предсказывать погоду: все поймут, что я ее просто в будущем подсмотрел.
Пока я так сидел под вагончиком, Кураго заговорила про бал. Еще немного — и сообразит, что там гусары, тогда попробуй ее удержи! Ну, я быстренько ее напугал, она передумала ехать к предкам, и мы решили двинуть в будущее всей компанией.
Залезли, и Жук сказал Максиму:
— Шеф, газуй в следующий понедельник!
— Ну и пенек ты, Жора! — говорит Кураго. — До понедельника мода не переменится. Едем в следующий год!
— За год наука даст мало нового, — заявил Максим. — Чтобы увидеть ее плоды, надо ехать в следующую пятилетку.
Меня это устраивало:
— Я согласен! Пять лет — нормальный срок.
— Но затормозим в понедельнике и купим газету, — настаивает Жук. — Мне очень нужна газета за следующий понедельник.
— Остановимся через год и посмотрим, что там носят, — говорит Кураго. — Ты слышишь, Максим?
— Слышу, слышу…
Дрозд помудрил с кнопками на пульте, что-то зажужжали, и по стенам, но потолку побежала настоящая цветомузыка.
— Всем в кресла! Скорее! — крикнул Максим.
Мы сели. Машина жужжала все громче и на разные голоса. А потом как рванет! Нас прямо вдавило в мягкие спинки. В голове что-то завспыхивало и замелькало, будто в ней со страшной скоростью крутили кино. Я вдруг почувствовал, что я, Роман, — нет, уже Роман Алексеевич, — большой начальник. А Кураго Анна — мой личный секретарь. Вот это да!..
Машина выключилась. Мы глянули друг на друга — и обалдели. Анна Кураго побежала к зеркалу, ахнула и заплакала аккуратно, чтобы не потекли накрашенные ресницы:
— Что вы со мной сделали, Максим Максимыч! Превратили в старуху! Мне уже по виду все двадцать пять!..
— Скорее тридцать, — безжалостно уточнил Дрозд. — Дело в том, что я не справился с управлением. Мы попали дальше, чем хотели — куда-то во вторую половину восьмидесятых.
— Не горюйте, Анна Ивановна, — вмешался Жук, у которого появились кожаный пиджак и животик. — Никто не даст вам даже двадцати. Какой костюм у вас прелестный!
Кураго сразу успокоилась и с победоносной улыбкой стала разглядывать себя в зеркало…
Мы вышли из МАВРа. Был такой же солнечный майский день. Наш вагончик не изменился, только выцвела краска. Я глянул с башни во двор Замка — там по-прежнему лежала ржавая бетономешалка и висело дырявое ведро.
Зато город за озером стал шире и выше! А само озеро вышло из берегов, затопило центральный пляж и подступило к воротам Замка.
— Набрало силушку наше Подвальное! А раньше мелело, — с гордостью произнес я.
— Вы правы, Роман Алексеевич, — подтвердил Дрозд, сверкая на солнце очками. — Мы видим плод успешного сотрудничества моей научно-исследовательской лаборатории и вашего ППО.
«ППО… ППО… — наморщил я лоб. — Ах, да, это значит Проектно-производственное объединение. Я его директор…»
— Роман Алексеич, нам пора: через тридцать минут пресс-конференция! — красивым голосом напомнила Анна, мой секретарь.
Мы спустились по винтовой лестнице во двор Замка. «Как же добраться до берега?» — с беспокойством подумал я. Озеро затопило мост и плескалось под аркой ворот. Еще немного — и двор станет заливом…
— Эй! — крикнул Жук и хлопнул в ладоши. Под арку вплыла длинная плоскодонка с высоким гнутым носом и такой же кормой. На корме стоял, орудуя веслом, черноволосый крепыш в форменной фуражке. Вместо эмблемы фуражка имела шашечки, как у такси.
— Прошу в гондолу! — сказал Жук. Мы уселись на кожаные подушки. Гондола выплыла из-под арки, и лишь тогда я заметил, что чугунных ворот с львиными мордами больше нет. Исчез и киоск «Мороженое». Впрочем, скоро я его обнаружил: он плавал между Замком и берегом, как полузатонувший корабль.
— Песню, гондольеро! Мою любимую! — весело распорядился Жук. И черноволосый крепыш, разогнав лодку, грянул:
— Браво! — захлопала крепышу Кураго и послала ему испанскую улыбку.
На берегу нас действительно ждал народ: симпатичные студенты и культурные пенсионеры, всего человек сто. Когда мы вышли из гондолы, они дружно подняли руки, но вместо приветствия стали выкрикивать: «По-зор! По-зор!»
