Четыре путешествия на машине времени (Научная фантастика и ее предвидения) - [13]

Попробуем представить себе, что это такое было — одна тысяча шестьсот двадцать седьмой год. Четверть века с небольшим отделяет его от костра на римской площади Пьяцца дель Фиоре, где был сожжен Бруно (хотя в Англии инквизиции не было, отблеск этого костра был виден и там). Более полувека ждать формулировки законов механики и полтора века — полета воздушного шара Монгольфье.

А лорд-канцлер Англии размышляет о подводных лодках, аэропланах, сверхбыстрых средствах связи, способах получения металлов с заданными свойствами, фантастических печах, где жар достигает температуры Солнца, искусственных удобрениях и пище, приборах, улучшающих зрение и слух; рассматривает вариант соединения гигантских магнитов с природной энергией водопадов и предвидит, как в будущем появятся методы оживления только что умершего человека.

Природе словно захотелось поэкспериментировать и соединить все мыслимые прогностические таланты в одном человеке. Как будто фантастическое окно во времени открылось перед ним, явив картины будущего. Не все он понял, не все разглядел, а многое из увиденного попытался переложить на понятный ему язык, да не всегда удачно… Но видел же! Видел эти летающие и плавающие под водой механизмы, эти гигантские энергии, подвластные человеку, видел мир, где люди занимались не взаимным истреблением и не подсчетом барышей, а читали книги, спорили, думали…

Второго такого человека история нам не явила. Как одинокий маяк в ночи, книга его указывала путь другим, пришедшим позже.

Через сто лет после «Новой Атлантиды» там же, в Англии, анонимно выходит другая знаменитая книга — «Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей».

Великий фантазер и сатирик Джонатан Свифт оказался еще и настоящим провидцем в своем роде (хотя и относился к собственным прогнозам с нескрываемо иронией). Его безумные академики-лапутяне среди всего прочего «открыли две маленькие звезды или спутника, обращающихся около Марса, из которых ближайший к Марсу удален от центра этой планеты на расстояние, равное трем ее диаметрам, а более отдаленный находится от нее на расстоянии пяти таких же диаметров. Первый совершает свое обращение в течение десяти часов, а второй в течение двадцати одного с половиной часа»… Эти-то несколько строк и породили фантастические догадки насчет Свифта — вроде «посещения из будущего».

Было отчего предаться фантазиям! Когда американский астроном-самоучка Асаф Холл спустя полтора века открыл спутники Марса, он был потрясен. С расстоянием Свифт ошибся (для Фобоса — в два раза, для Деймоса — в полтора), но вот периоды обращения спутников угадал поразительно: абсолютная ошибка в первом случае составила 25 %, а во втором 30 %. Не говоря уж о такой мелочи, как сама догадка относительно двух спутников…

И другие занятия членов академии в Лагадо, столице Лапуты, кажутся не столь безумны, если взглянуть на них сквозь призму XX века. Один академик у Свифта пережигает лед в порох и готовит трактат о ковкости огня — что ж, абракадабра вполне в духе язвительнейшего сатирика своего времени. Но как бы изумился Свифт, если бы, оказавшись в XX веке, вдруг в технологии добычи дейтерия из воды узрел воплощение первой идеи, а в «токамаках» — второй (чем не «наковальня» для «ковки пламени»!). Некий прожектер в Лагадо был занят проблемой практического использования паутины, однако в 1899 году для покрытия корпуса дирижабля было изготовлено несколько метров паутинной ткани, которая годом позже произвела сенсацию на Всемирной выставке в Париже… Оказывается, и самые безумные идеи могут пригодиться!

Маяки разделяли не десятилетия — века. И новая литература, которой позже присвоят привычное ныне имя «научная фантастика», появилась с большим временным интервалом после пионерских сочинений Мора, Кампанеллы и Бэкона. На всем протяжении ее исторического пути шли на свет маяков отдельные провидцы. А заработали, набирая ход, шестерни и маховики технического прогресса, и содержащие прогностические идеи книги пошли потоком. Эпизодические броски в незнаемое приобрели зримые очертания целенаправленного, неудержимого в своем напоре штурма Будущего.

Разысканиям на тему «кто в фантастике первым сказал…» нет числа. Давайте выберем в качестве параметра какую-то знакомую деталь окружающей повседневной обстановки, например связь.

Еще Бэкон в «Новой Атлантиде» писал о «передаче звука на расстояние по трубам различных форм», а также о передаче «света» и «изображений». Он верно угадал идею, намного опередив уровень мышления своего времени, отделенного от открытия электричества двумя веками. И поэтому рядом с его именем дикие для слуха современника-англичанина слова «телеграф», «телефон», «телевидение» звучат вполне уместно.

Развитие идеи «телеграфа» (оставим пока кавычки) пришло сразу после смерти автора «Новой Атлантиды». В трактате епископа Джона Уилкинса «Меркурий, или Быстрый Вестник» (1641) говорится о «вертикальных полых цилиндрах», в которых звук сохраняется часы и дни, о средствах коммуникации на дальние расстояния (для этой цели предполагалось использовать различные шумовые эффекты, например последовательность выстрелов), о передаче звука через стены посредством особых «магнитов». Веком позже вышел роман Шарля Тифэнь де Ля Роша «Гифантия» (1760), в котором впервые высказана мысль о фотографии — за 80 лет до ее изобретения! — и «телевидения». Именно так можно истолковать описанную в романе хитроумную систему линз и зеркал.