Четыре направления - четыре ветра - [97]

На следующее угро мы спустились с горы и ожидали поезда на Куско. Девочки-индеанки лет десяти-двенадцати продавали туристам безделушки, сувенирные керамические бусы, ожерелья из старых перуанских монет, дудочки, свистки и т. п. За эти годы я познакомился со многими из них. Когда я садился в поезд, одна из них, самая маленькая, произнесла мое имя. Я обернулся к ней с улыбкой.

— Старик велел передать вам это, — сказала она и протянула руку. Я взял с ее ладони крошечный матерчатый узелок, поблагодарил и приласкал ее, а на прощание купил пару простеньких серебряных сережек. Заняв место в вагоне, я развернул узелок: это была золотая сова из mesa дона Хикарама. Ночное видение, забытое знание. Предмет, который я держал в руке, когда впервые, в полном сознании, бежал по лесу там, на altiplaпо.

22

Между представлением и действительностью,

Между побуждением и действием

Падает тень.

Т. С. Элиот

5 апреля 1987.

Мачу Пикчу

Спустя несколько часов. Пишу при свете костра, наилучшем освещении для такой работы. Удивительная группа. Десять из восемнадцати не дали себя чрезмерно увлечь ритуалом, не пытались тут же объяснить приобретенный опыт при помощи сверхсложных логических структур и предрассудков. Они обладают здоровым скептицизмом, который служит им не для убежища или временного комфорта.

К. делает попытки вступить со мной в контакт. Хотя меня и тошнит от ее феминизма. Упрямая либералка с Восточного побережья, из привилегированных слоев типа Фи-Бета-Каппа, шикарная, как прыщ на заднице. Еще и доктор медицины. Минимум двое мужчин влюблены в нее, но она, неукротимая духом, остаётся независимой и равнодушной. Действительно ли она неукротима, или только ведет себя так, чтобы выглядеть неукротимой? Это мы еще посмотрим.

— Закройте глаза.

— Зачем?

Зачем. Мы в поезде Мачу Пикчу — Куско. Билеты в это утро покупал я, и мне пришлось выложить кругленькую сумму в mordida, чтобы посадить группу в первый класс переполненного поезда. Зато мне не составило труда оказаться с ней вдвоем в одном купе.

— Сюрприз, — сказал я.

Ее зелено-карие глаза встретились с моими. Я поднял брови.

— Закройте.

Она глубоко вдохнула, затем выдохнула так, что это похоже было на короткий вздох, и закрыла глаза. Я достал из кармана гранат и пальцами разделил его надвое. Она улыбалась. Гранат был спелый, сок стекал с моих пальцев на пол купе.

— Уже? — спросила она.

— Откройте рот.

Она улыбнулась еще шире, но отвела голову назад и в сторону. Я смотрел на ее шею. Она качала головой отрицательно.

— Вы мне не доверяете?

— Нет.

— Тогда откройте глаза, — засмеялся я.

Кажется, она решилась. Ее плечи опустились на полдюйма, губы раскрылись, обнажив язык, готовый к неожиданностям. Моя рука качалась в такт движению поезда, но я положил дольку плода ей на губы. Она сжала ее зубами, сок потек по подбородку, и она подхватила каплю указательным пальцем. И открыла глаза. В них светилась улыбка.

* * *

Я уехал в Бразилию писать книгу. Она возвратилась в Нью-Йорк, а затем приехала вслед за мной. Месяц спустя я проводил семинар в Германии, она нашла меня и там. Я снова переехал в Марин Каунти, и она бросила на втором году работу в престижной больнице, чтобы поехать со мной. Она обратилась в три больницы в поисках работы, и во всех трех получила согласие. Сейчас она работает в Медицинском центре Стенфордского университета.

В феврале 1988 года я возглавил экспедицию по Тропе Инков к МачуПикчу, а в марте вернулся, чтобы присутствовать при рождении нашего сына.

7 января 1989.

Долина Смерти

Второй день трехдневного семинара в пустыне. Ужасно скучаю по К. Связи нет. Последний раз разговаривал с ней позапрошлой ночью. Жажду ее присутствия. Страдаю от сомнений: вспомнит ли маленький Ян своего отца после многих недель разлуки. Какая светлая боль.

Наступил день; группа разбрелась по пустыне. Мы голодаем, и все уходят на целый день в поисках видений. Я соорудил самодельный указатель из найденных в пустыне сучьев и повесил на длинной палке красный платок, как флаг. Это указатель места встречи. Я должен находиться здесь, в месте сбора, но вот я чувствую, как нечто мне уже знакомое влечет меня.

Что-то находится там, на востоке за горизонтом. Я могу увидеть, где оно, хотя видеть-то нечего, вокруг целые мили пустых песчаных дюн.

Но я должен ожидать здесь, это моя обязанность. Я — центр сбора.

Позже

К черту. Слишком сильное влечение, и мой желудок терзает тревога.

Я покинул очерченный на песке круг и устремился в дюны. В пустыне январь, солнце раскаляет песок и воздух, хотя ночью температура опускается почти до нуля. Идти пришлось значительно дальше, чем я предполагал, как в тех сновидениях, когда идешь к чему-то на горизонте, а горизонт удаляется, потому что это вещь кажущаяся, и ты знаешь, что никогда его не достигнешь, хотя и чувствуешь, что ты уже вроде бы близко.

Песок был нетронутым, мягким и глубоким, и когда я достиг подножия дюны, к которой шел, мои ноги ныли, пот заливал лицо, шею и грудь. Я снял штормовку и обвязал ею пояс, а сорочкой — голову. С верхушки дюны надо мною нависала вылизанная ветром песчаная губа с острым, как лезвие, краем. Я пытался подняться на дюну. Два шага вперед, один назад, и я сползал вместе с песком; снова карабкался до середины склона, и снова сползал к подножию; песок прилипал к рукам и груди, я часто и тяжело дышал.