Четыре любви маршала Жукова. Любовь как бой - [10]

После Нижегородской ярмарки в том же году пришлось поехать на другую ярмарку, в Урюпино, в Область Войска Донского. Туда хозяин не поехал, а послал приказчика Василия Данилова. О ярмарке в Урюпине у Егора не осталось таких ярких воспоминаний, как о Нижнем Новгороде и Волге. Урюпино был довольно грязный городишко, и ярмарка там по своим масштабам была невелика.

Василий Данилов оказался человеком жестоким и злым. Егор так никогда и не мог понять, почему Василий с какой-то садистской страстью наносил побои четырнадцатилетнему мальчику из-за какой-то ерунды. Однажды Егор даже не вытерпел, схватил палку и со всего размаха ударил приказчика по голове. От удара тот упал и потерял сознание. Егор решил, что убил Василия, и испугался. Но приказчик выжил.

По возвращении в Москву хозяин жестоко избил Егора.

В 1912 году Егор получил возможность поехать в деревню на десять дней. В то время там начался покос — самый интересный вид полевых работ. На покос приезжали из города мужчины и молодежь, чтобы помочь женщинам быстрее справиться с уборкой трав и заготовкой кормов на зиму.

До деревни Егор добирался на поезде и с интересовал рассматривал окрестности, так как четыре года назад ничего не увидел — тогда за окном царила ночь.

Когда проезжали мимо станции Наро-Фоминск, какой-то человек сказал своему соседу:

— До пятого года я здесь часто бывал… Вон видишь красные кирпичные корпуса? Это и есть фабрика Саввы Морозова.

— Говорят, он демократ, — сказал второй.

— Буржуазный демократ, но, говорят, неплохо относится к рабочим. Зато его администрация — псы лютые.

— Одна шайка-лейка! — зло сказал сосед.

Заметив, что Егор с интересом слушаю (припомнив разговор в вагоне об этой же фабрике, который слышал несколько лет назад), они замолчали.

На полустанке Егора встретила мать. Устинья очень изменилась за эти четыре года и еще больше состарилась. Лицо ее покрылось сетью морщинок, но глаза сияли счастьем. Горло сына сдавило, ему вдруг захотелось разрыдаться.

— Дорогой мой! Сынок! Я думала, что умру, не увидев тебя, — причитала Устинья.

— Ну, что ты, мама, видишь, как я вырос, теперь тебе будет легче.

— Дай-то Бог!

Домой Егор с матерью приехали уже затемно. Отец и сестра ждали их на завалинке. Маша выросла и стала настоящей невестой. Красивой. Отец сильно постарел и еще больше согнулся. Ему шел семидесятый год. Он как-то по-своему встретил Егора. Поцеловались. Думая о чем-то своем, он сказал:

— Хорошо, что дожил. Вижу, ты теперь взрослый, крепкий.

Желая порадовать родителей и сестру, Егор быстро распаковал вещи и вручил каждому подарок, а матери, кроме того, три рубля денег, два фунта сахара, полфунта чая и фунт конфет.

— Вот спасибо, сынок! — обрадовалась Устинья. — Мы уже давно не пили настоящий чай с сахаром.

Отцу Егор дал еще рубль на трактирные расходы.

— Хватило бы ему и двадцати копеек, — заметила Устинья со смехом.

— Я четыре года ждал сынка, не омрачай нашей встречи разговором о нужде, — возразил Константин.

Из дома Егор уехал почти ребенком, а вернулся взрослым юношей. Ему уже шел шестнадцатый год, он проработал уже четыре года. То не так уж и мало. Многие в деревне умерли, кто-то ушел на заработки в другие места; некоторые дома совсем обветшали и почти развалились. Ребят тоже было не узнать — такими взрослыми все стали.

Прошел день, и Егор с Устиньей и Машей поехали на покос. Егор рад был увидеть товарищей, особенно Лешу Колотырного.

— Как, Егорушка, нелегок крестьянский труд? — спросил Егора дядя Назар, обняв за мокрые плечи.

— Труд нелегкий, — согласился юноша.

— А вот англичане траву косят машинами, — заметил подошедший к ним неизвестный молодой мужик.

— Да, — кивнул Назар, — мы все надеемся на соху-матушку да на косу. Эх, дубинушка, ухнем…

Егор поинтересовался у ребят, кто этот мужик, что говорил насчет машин.

— Это Николай Жуков — сын старосты. Его выслали из Москвы за пятый год. Он очень острый на язык, даже царя ругает.

— Ничего, — произнес Леша, — за глаза царя ругать можно, но только чтобы не слышали полиция или шпики.

Это было очень счастливое время для Егора. Вечерами, забыв об усталости, собиралась молодежь, и начиналось веселье. Пели песни, задушевные и проникновенные. Девушки выводили сильными голосами нежную мелодию, ребята старались вторить молодыми баритонами и еще не окрепшими басами. Потом плясали до упаду.

Именно в один из таких вечеров Егору приглянулась односельчанка, Маня Мельникова. Она была немного старше Егора. Длинные русые волосы ее были словно шелк, а голубые глаза сияли чистым, пронзительным светом. У Егора дыхание перехватило. Маня оказалась еще и хорошей певицей, ее нежный голос запал Егору в душу.

Он не раз приглашал Маню потанцевать; было приятно держать в объятиях ее сильное, стройное тело. Ее ладони были огрубевшими и мозолистыми, но в тот момент они казались Егору самыми красивыми на всем белом свете.

— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — спросил как-то Маня у Егора.

— Конечно верю. Я же встретил тебя, — отвечал он.

Правда, потом выяснилось, что у Мани был еще один обожатель — Филя. Егор с Филей даже как-то сошлись в драке; Егор победил, однако на душе остался неприятный осадок. Маня была очарована молодым мастером и поклялась ему в любви. Однако намного позже Егор узнал, что Маня — та самая Маня, которая верила в чистую любовь, — вышла замуж за Филю через несколько месяцев после отъезда Егора. Но то было потом.