Четыре крыла Земли - [32]

– Вон там, мимо того холма, проехали их джипы. Была глубокая ночь, и мы не ожидали набега...

Его перебивала свидетельница:

– Маленькая Надя так просила, так просила: «Дяденьки-евреи, дяденьки-евреи, не убивайте моего папу!» А потом – автоматная очередь – и тишина.

– А как рыдала Анни, – вступала другая свидетельница, молодая женщина в черном платке. – «Хоть одного из детей оставьте! Хоть одного!» Потом и ее...

И вновь настало безмолвие. Но уже когда последняя горсть земли была брошена на могилу, вдруг крик прорвался из уст матери Анни. Вскинув руки к небу, она заорала:

– Девочка моя! Деточки мои! Маленькие мои! Вернитесь ко мне! Зачем вы ушли от меня! Как же я буду без вас! О Аллах! Зачем ты позволил убить их? – странное это амикошонство с Аллахом уже насторожило окружающих, как-то выбивалось оно из традиционного мусульманского фатализма и покорности судьбе. А дальше шло нечто и вовсе непонятное. – О Аллах, помоги найти их настоящего убийцу! Покарай его! Может, он здесь, этот негодяй! Может, он среди плачущих мусульман стоит здесь, злорадствует!

О, пусть ненависть моя схватит его за горло!..

При этих словах успевший вернуться и скорбящий вместе со всеми Юсеф Масри почувствовал, как незримые пальцы стискивают его кадык с такой силой, что очередное «верблюжье отродье» застряло в горле. А остальные, слыша крик женщины, начали обмениваться недоуменными взглядами – о чем это она? Ведь ей перед похоронами ясно объяснили, кто убил ее дочь и внуков. Может, отец Анни догадается унять истеричку? Но тот и сам сидел на земле, обхватив голову руками, и тихо выл. К счастью, те из корреспондентов, что не знали арабского, ничего не поняли, а те, что знали, торопливо выключили видеокамеры.

* * *

В номере рава Хаима Фельдмана, где полстены занимала карта Самарии, Натан провел серию прыжков вокруг нее, доказывая преимущества прохода именно по данному ущелью и время от времени подбирая с ковра очки.

– Ой вэй! – вздохнул рав Хаим. – Не кажется ли тебе, Шестьдесят Девятый, что в вади нас легко могут перехватить? По-моему, лучше обойти вот эти скалы справа, а затем по тропкам – их тут до черта – подняться на склон. При этом, в случае засады, мы увидим солдат сверху, даже если луна будет за облаками.

– Да нет же! Да нет же! Да посмотри сюда! Через вади – напрямую, а по склонам... Это в три раза дольше!

Натан выплясывал с карандашом перед картой, а рав Хаим с грустью смотрел на его покрытые старческой рябью руки. Насколько сам он был моложав, настолько его друг за все эти годы постарел.

– Если нам преградят дорогу в ущелье, – невозмутимо сказал рав Хаим, – деваться будет некуда: справа и слева скалы.

– Шестьдесят Восьмой, да откуда они узнают, что мы там идем? – воздел руки к глянцевому гостиничному потолку Натан и подпрыгнул особенно высоко, так что очки отлетели куда-то влево и брякнули о деревянную спинку стула.

– Ой-вэй! – вновь сказал рав Хаим.

Натан прекратил плясать, поднял очки и устало опустился на край тахты.

– Слушай, Хаим, – начал он, словно цитатой из анекдота. – Кружным путем это тридцать километров.

– Тяжело, конечно, – невозмутимо сказал рав Хаим.

– Не тяжело – невозможно! – перебил его Натан, вновь вскочив. – Это же по горам!

– Тяжело, – упрямо повторил рав Хаим. – Но возможно. Надо только тщательно отобрать тех, кто пойдет, а которым послабее – объяснить, что это не увеселительная прогулка, а...

– Попробуй, объясни это! Обида будет смертельная, – возразил Натан, и в голосе у него самого почему-то зазвучала обида.

– Объяснить им будет не очень сложно. Надо понять, что то, что мы сегодня делаем – это нечто новое, чего прежде не было. Все, чем мы занимались летом, вся эта наша, с позволения сказать, «защита» Канфей-Шомрона, как и всей Северной Самарии, равно как и Гуш-Катифа, – извини, это была игра.

Натан открыл рот, чтобы протестовать, но рав Хаим, не обращая внимания, продолжал:

– Мы даже не ставили задачу задержать «Размежевание», чтобы на будущее неповадно было, хотя сделать это было не слишком сложно. А ведь мы вообще могли бы его сорвать, если бы не запирались в поселениях, а перекрывали дороги, не давая проехать тем, кто собрался нас выселять. Но сейчас речь не о том. Сейчас мы идем в Канфей-Шомрон не для того, чтобы что-то продемонстрировать, а чтобы остаться там навсегда. Мы возвращаемся домой. И все бывшие жители Канфей-Шомрона должны понимать, что в ночь на шестнадцатое пройдут только самые крепкие. Те, что смогут выдержать противоборство с солдатами и закрепиться. А потом уже явятся остальные. Сейчас не время амбиций. Слабым надо остаться.

– А я все равно пойду! – запальчиво крикнул пятидесятисемилетний Натан.

– И я, – задумчиво согласился пятидесятисемилетний рав Хаим.

* * *

На экранчике видеокамеры узкий проход между двумя грядами скал сменился ровной площадкой, круглой, как кнопка, и обросшей кустами, как поселенец – бородой. Кусты при этом были непривычно для здешней каменистой местности длинны и всклокочены. Видно, на этом пятачке невесть как попали в землю какие-то особо питательные вещества, вот зелень и распоясалась. Коби вспомнил, что читал где-то, будто встарь, когда цари разбивали в каком-нибудь месте сад или цветник, они приказывали там сначала резать скот, дабы земля пропиталась кровью, после чего растительность становилась обильнее и сочнее. Может быть, и здесь земля Израиля пропитана кровью? Хотя с другой стороны, а где – не пропитана?