Четыре года в шинелях - [36]

Пройдет время, кончится война, и не все из тех, кто сейчас в теплушках, будут ступать по московским улицам. Это тоже понятно всем, и наиболее смелые хотят хоть напоследок получить кусочек удовольствия.

У наших вагонов день и вечер женщины. Больше молодые. Некоторые с детьми. Пришли просто так, поглазеть, переброситься парой слов с солдатами да офицериками.

Сразу видно - тоскуют женщины. Им хочется представить в нашем облике своих отцов, мужей, женихов. Вот так же, значит, выглядят на фронте и наши, - думают они. Ничего, хорошо выглядят. Одеты, обуты, сыты.

Играют наши гармошки. Пляшут солдаты и девушки. Вытирают слезы старухи. Балуются мальчишки. А потом все, вместе поют.

А на фронте бои. Идет великая сеча у Кавказских гор и на подступах к матушке-Волге.

- Волгу не отдадим, - зло говорит сержант Голубков. - Волга - Россия.

- И старшая сестра нашей Камы, - поддерживает товарища Ипатов.

- Верно, Миша, - сестра. Так же как твой Ижевск - брат моей Костромы.

Дороги, дороги. Думы, думы. Тоскует сердце. Клокочет кровь.

В вагонах узнаем об упразднении в армии института комиссаров.

Около Калинина пересекаем Волгу, Попадаем второй раз на станцию Бологое. Значит, катим по старой дорожке. Опять туда же, к своим "хорошим знакомым". И то сказать - не мешает свести счеты, получить должок.

Второго ноября наши оставили Нальчик. Хочется крикнуть: хватит, дальше некуда.

Вижу хмурого капитана Поздёева. Деятелен Засовский. Неутомим комдив. Как всегда, тороплив и беспокоен капитан Васильев.

Совсем другой - командир 1190 стрелкового полка майор Прокопий Филиппович Корниенко. Молчаливый украинец. Твердая походка. Рубленые фразы. Внимательный взгляд.

- - - Без паники. Спокойно. Торопятся при ловле блох. И не похожий на него - командир 1192 полка, пожилой, толстый говорун Курташов.

- Товарищи. Выше бдительность. От нашей бдительности зависит...

А третий, Хейфиц, рыжий, с веснушками, сугубо гражданский человек.

Выгружаемся в Андриаполе. Здесь похоронен наш дорогой военком Кожев. Это недалеко от Нелидова. Сколько раз зимой мы слышали название этого города, Произносили то с надеждой, то с горечью. Нелидовский коридор. Теперь немцы отсюда потеснены.

Двадцать пятую годовщину Октября встречаем на марше. В прошлом году в это время тоже были в дороге. Идем вдоль Западной Двины. Мороз. Явное дыхание близкой зимы. Мы в ботинках и сапогах.

Ночные переходы. Редкие привалы - в сараях и банях. Для всех в деревнях не хватает места.

Костры разжигать не разрешается. Забираемся по три-четыре человека в солому. Это похуже, чем марш по вологодским деревням. Там хоть мылись в печке, а все-таки были в тепле.

Принимается решение - двигаться более рассредоточение, чтобы в одной деревне не скапливалось слишком много подразделений. Это спасает положение.

Зато стали теряться походные кухни. Солдаты то без завтрака, то без обеда. Ждать нельзя, надо шагать. Приходится обращаться к местным жителям.

А места эти недавно освобождены от немцев. Везде следы разрушения и разбоя. Вместо стекол - фанера. Вместо хлеба - картофельные лепешки. Зато работают школы. Тоже без окон, без парт, без классных досок, без тетрадей, но работают. Огрызок карандаша - на десять человек. Пишут на газетах.

Наши дарят учительницам и ребятишкам свои запасы канцелярских принадлежностей. В знак благодарности - чугун горячей картошки в мундире.

В одной избе за эту картошку получили выговор. Наши солдаты сидели за столом в большой комнате, а в соседней, маленькой, оказался какой-то интендант, старший лейтенант по званию. Одет как на парад. Из-под гимнастерки виден пуховый свитер. На груди - два ордена и две медали, знаки ранения. На ногах новенькие черные чесанки.

Интендант был навеселе. Сыт и благодушен. Увидел чугун картошки и сказал пискливым голосом:

- Значит, обираем мирное население.

- Нам дали, - ответил за всех сержант Голубков.

- А может, вам пол-литра поставить, героям-воякам?

- Это уж вы лопайте.

- Что значит: лопайте? С вами разговаривает офицер.

- Ас вами солдаты Красной Армии.

- Встать!

Интендант схватился за кобуру. Хозяйка-старушка запричитала молитву. Ее молодая дочь сделала удивленные глазки. Солдаты встали. Встал и Голубков и, подняв с лавки автомат, направил на интенданта.

- Руки вверх!

- Но, но, но!

- Руки вверх, дезертир!

Или голос, или вид сержанта подействовал на интенданта. Он побледнел, затрясся.

- Да что вы, ребята, я же пошутил.

- Пошли.

В деревне оказались капитан Коровин и старший лейтенант Некрасов. Они проверили документы интенданта. Действительно, оказался дезертиром. Три месяца после выздоровления в госпитале болтался в прифронтовой полосе под видом интенданта-заготовителя. Ордена и медали ворованные.

- Как ты, Алеша, учуял? - удивлялся Ипатов.

- Я знаю таких, - уклончиво ответил Голубков. - Теряться только не надо перед ними.

А Коровин, пожав Голубкову руку, сказал:

- Молодец, сержант. Поступай так и дальше.

Марш продолжался. В одной из деревень догнали полевой госпиталь. Оказался наш, удмуртский. Хорошо знакомые врачи-земляки Борис Николаевич Мультановский и Лина Григорьевна Векшина.