Четыре года падал снег - [7]

– Вечер добрый, господа! – выкрикнул Милетов, и Хрустальницкого всего передернуло от звука его голоса. Не оборачиваясь, поэт прошествовал к своей даме и присел рядом. Воцарилась тишина.

– Анастасия Николаевна, а не сыграете ли вы нам? – поспешно сказала графина Чернышева, почувствовав грядущую грозу. – Алексей, присаживайтесь с другом, что же вы стоите?

Милетов слегка склонил голову и уселся неподалеку от Хрустальницкого, не отводя взгляда от его дамы. В красивых, ярких карих глазах Алексея полыхал многозначительный огонь. Анастасия Николаевна принялась музицировать.

– Мне очень хочется на воздух… – произнес Сергей, ни к кому не обращаясь.

Милетов продержался молча пару музыкальных пьес, а потом все-таки полез к Хрустальницкому, он никогда не упускал удобного случая вывести из себя придворного поэта.

– Что, дружок, стишки-то вы уже почитывали? – спросил он, разглядывая свои сверкающие сапоги.

– Попросил бы к моим стихотворениям слово «стишки» не применять! – среди множества недостатков Виоланта был еще и тот, что вскипал он моментально.

– Отчего ж не применять? – притворно удивился Алексей. – Стишки они и есть стишки. Может, еще чего-нибудь зачтете? Что-нибудь эдакое, а? – Он обольстительно улыбнулся и, приподняв одну бровь, подмигнул даме поэта, а ледяная красавица вдруг растаяла и улыбнулась в ответ.

– Мерзавец! – взвизгнул Виолант. На его бледных впалых щеках вспыхнули красные пятна. – Как ты смеешь?!

– У, драгоценнейший мой, вам с такими нервами на курортах в грязях плавать надо! – рассмеялся Милетов.

– Это вы всю жизнь в грязях плаваете, а мне это не грозит! Хам! Босяк! Где мундирчик-то покупал? На базаре-с?

– А вот это он зря сказал, ох и зря… – вздохнул фон Штофф.

Насчет мундира и офицерского чина, у Милетова был особый пункт – это было свято, как царская корона.

– Пис-с-сака! – процедил Алексей. Стащив с руки белую перчатку, он швырнул ее в лицо Виоланту. Сергей Голодев вскочил с кресла и бросился к выходу.

Глава четвертая: Ударьте кулаком по столу!

Снежный ветер вцепился в лицо Голодеву крошечными острыми коготками, он с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух и направился к парковой аллее. Лет пять назад, когда была осень, он прогуливался в парке Чернышевых и пытался писать стихи, глядя, как с вековых ветвей сыпется золото. Теперь повсюду царствовал снег… В свете фонарей он искрился оранжевыми огоньками, а там, среди обледеневших деревьев, становился нежно-голубым, потом синим и черным, как ночное небо.

Сергей медленно шел по расчищенной аллее, слушая, как поскрипывает под ногами свежевыпавший снег. Деревья над его головой тянули свои лапы к невидимому небу и где-то там, меж ветвей, прятались зеленоватые фосфорицирующие лучи Ночного Солнца – тусклого и таинственного, как все, что живет по ночам. Сергей остановился, слушая тишину. Она была такой спокойной, такой мудрой, что Голодеву стало вдруг невыносимо страшно от этой тишины. Он чувствовал себя таким ничтожным, уставшим, не имеющим никакого отношения к этому покою и мудрости…

– Я проиграл не только корабль, – шепотом произнес он, обращаясь к деревьям, – я проиграл всю свою жизнь, всю без остатка… и никто за меня не отыграется, никто и никогда…

– Сергей! – послышался голос Карла. – Сергей, где вы?

– Я здесь… – прошептал Голодев, продолжая неподвижно стоять, глядя на снег.

– Сергей! Сергей! Ах, вот вы где, – фон Штофф подоспел к Голодеву, на плечах у него болталась наспех наброшенная шуба. – Что вы делаете, друг мой? Идемте немедленно в дом!

Карл поспешно принялся отряхивать снег с волос и пиджака Сергея.

– Пойдемте в дом, пойдемте скорее, заболеете еще чего доброго!

– Как мне на душе дурно, если б вы только знали, – вздохнул Сергей.

– Что я могу для вас сделать? – низкорослый фон Штофф пытался разглядеть в темноте лицо Голодева.

– Найти бы где-нибудь сферолет, да я б домой поехал.

– Может, сказать, чтобы ваш подали?

– Нет, отыщите частный.

– Хотите, поеду с вами?

– Буду рад.

Придерживая Голодева под руку, фон Штофф заторопился к виднеющейся неподалеку воздушной трассе. Барон быстро замерз, а Голодев, казалось, и вовсе не замечал, что идет без шубы, с непокрытой головой.

Над трассой одиноко вертелся трехместный сферолет, видимо пилот знал о приеме у Чернышевых и надеялся, что кто-то будет добираться домой самостоятельно. Увидав две заснеженные фигуры, пилот мигом спланировал вниз. С тихим жужжанием двери поползли вверх, озябший барон ловко впрыгнул в салон, следом забрался Сергей.

– В усадьбу Голодевых. – сказал фон Штофф, потирая руки. – Да поскорее, голубчик.

Сферолет взлетел в воздух, сильными лучами фар разгоняя темноту и снегопад.

– Как бы вы не простудились, друг мой, – беспокоился фон Штофф, быстренько смахивая с волос и одежды Сергея тающий снег. – Что ж вы во двор, да не одевшись?

– Не было сил больше видеть все это, – вздохнул Голодев, – да и вообще…

– Кстати, Милетова с Хрустальницким разняли.

– Да не в них дело.

– А в чем же тогда?

Сергей не ответил. Он стал смотреть в окно, там, в свете фар бесновались снежинки. Он думал о многом и ни о чем одновременно, вспоминая мечтания и фантазии юности, когда весь мир был так прекрасен, так добр и свеж…