Четыре дня с Ильей Муромцем - [2]

Да, да! Это был самый настоящий удар! У меня даже в глазах потемнело. Вероятно, я на секунду потерял сознание, потому что, открыв глаза, увидел, что мой вертолет мчится не над рекой, а над лесом. Шасси чуть не задевали вершины деревьев. В испуге я рванул ручку управления на себя. Машина вздыбилась, зависла в воздухе и начала падать. Включился автомат аварийной посадки. Вертолет садился на лес, на вершины елей. Ужас сковал мне руки и ноги. Я не знал, что нужно делать, чтобы выключить автомат. Еще секунда — и кабина провалится между кронами деревьев, лопасти винта вдребезги разлетятся от ударов по сучьям, и я вместе с обломками рухну вниз.

Вот оно! Я зажмурился… Удар! Правое колесо задело вершину дерева. Вертолет развернуло. Но автомат тут же выровнял его. Еще удар. И все стихло. Вертолет на земле. Я, кажется, цел. Несколько секунд бессильно просидел в кабине, потом медленно открыл прозрачный колпак и, как лунатик, выбрался наружу.

Вот это посадочка! В ушах звон. В ногах слабость. Но я все-таки обошел машину, осматривая ее. Повреждений у моего красавчика было два: сломана правая стойка шасси и погнута одна из лопастей несущего винта.

Из-за сломанной стойки мой «Зетик» стоял накренившись вправо. Но это ничего, наклон не слишком велик. Взлететь можно и в таком положении. Но винт… Конец легкой треститовой лопасти изогнулся под углом градусов тридцать. Да, самому таких повреждений не исправить. Придется вызывать аварийный вертолет и ремонтников. И без аэромилиции, конечно, не обойдется. Сейчас прилетят, составят протокол, отберут права…

Да, не повезло мне. Прощай мечта о воздушном путешествии на Кавказ. Теперь его не будет. По крайней мере в этом году. А все потому, что моя дорогая мамочка до сих пор считает меня ребенком. «Этого нельзя, это опасно, это запрещено!» Вот и вынудила меня тайком от всех испытывать вертолет. Пусть теперь поволнуется. Нарочно здесь до вечера просижу!

Хотя, ради объективности, надо признать, что с предками мне еще повезло. Они, во всяком случае, не жадничают. А вот у моего лучшего друга Игоря предки совсем никуда: не хотят обеспечить своему единственному сыну хотя бы минимум современности. Кроме мотоцикла, карманного телевизора и другой мелочи, у него нет ничего. Ни микроавтомобиля, ни тем более микровертолета. А они еще теоретическую базу под это пытаются подвести. «Вещи, — говорят, — портят людей. Нужно уметь обходиться лишь самым необходимым». Тоже мне, философы! Но я о них только так, между прочим вспомнил. Просто к месту пришлось.

Полянка, на которую я брякнулся, была вполне симпатичная. Окруженная высокими деревьями, залитая солнцем, она вся была усыпана крупными, яркими цветами. Я узнал лютики, ромашки, колокольчики, розовые пирамидки иван-чая. Тут было множество и других цветов, названий которых я не знал, но встречал их довольно часто. Однако на этой поляне они были более крупные, яркие и какие-то уж очень чистые, словно вымытые. Воздух чистейший. Здорово пахнет медом и земляникой. Сплошной нектар!

Аэромилиции почему-то все еще не было видно. А все же классно я от них улизнул! Видимо, залетел на территорию Окского заповедника. А в заповедники аэромилиция не летает, чтобы не беспокоить шумом моторов наших «меньших братьев». Вот и прекрасно! Может быть, удастся замять все это дело? Сгоняю на малолитражке в город, договорюсь с ремонтниками — и все!

Я еще раз оглядел эту уютненькую полянку. Над цветами трудились пчелы, по самое брюшко зарываясь в их чашечки. В травяной гуще непрерывно трещали кузнечики. Благодать! Как все-таки хорошо, что хоть государство сохраняет такие чудесные уголки природы. Есть куда заглянуть при случае. Цветов порвать, ягод поесть прямо с ветки.

Вадик с соседней дачи, у которого тоже есть свой микроверто, тоже как-то залетел в заповедник. Но ему явно не повезло. Наверное, не на то место сел. «Везде, — говорит, — указатели понавешаны, асфальтовые дорожки для посетителей сделаны. Мура!» Его, правда, оттуда быстренько вытурили. Вот почему он, наверное, и не увидел такой красотищи, как эта полянка. Ну ничего. Теперь мы обязательно нагрянем сюда нашей компашкой. Мы эту поляночку быстро цивилизуем!

Но сейчас надо думать о том, как выбраться на одну из тех асфальтовых дорожек, о которых рассказывал Вадик. Я пошел наугад прямо через лес, уверенный, что очень скоро найду какую-нибудь дорогу или, на худой конец, линию связи. Но лес, вначале довольно редкий, становился все гуще и гуще. Все чаще встречались упавшие от старости деревья. Огромные выворотни казались вставшими на дыбы медведями. Высохшие, с отпавшей корой сучья тянулись к небу, как руки Кащея. Жуть! Только похвалил… И куда только администрация заповедника смотрит?

Сначала я пробирался сквозь заросли, тщательно оберегая свой элегантный супермодный костюм в стиле древнерусских мотивов под названием «А ля гридинь». Но потом пришлось махнуть на него рукой и пробираться напропалую, лишь бы поскорей выбраться из этого гиблого места, где даже птиц не было слышно. Но лес оставался все таким же трущобным. Пахло прелью, и глаза разбегались от множества грибов, росших на кочках, под серыми стволами елей, во мху или на толстом слое порыжевшей, старой хвои. Всюду лишайники, плесень, труха. Из каждых десяти деревьев пять так точно были гнилыми.