Четыре четверти пути [Сборник] - [14]

Пришлось вернуться. Надел кошки, снова прошел трещину, поднялся еще метров на десять и услышал крики Леши — он уже стоял на перемычке. Мы с ним оценили обстановку и решили, что он один спустится в лагерь и вернется со спасотрядом.

К вечеру пришли спасатели. Они навесили перильную веревку от перемычки до нашей палатки, двое спустились к нам, а рано утром начались транспортировочные работы. Когда я увидел, что спасатели, имея навешенные перила, потратили на преодоление той же трещины около часа, я понял, что вчера только непонятная внутренняя сила помогла мне дважды пройти этот путь туда и обратно.

О самой транспортировке, которая проходила в относительно несложных условиях и требовала только больших физических затрат, я Володе не рассказывал. Хотя люди вели себя там по-разному…

После продолжительной паузы Володя спросил: «А что было со Славой?» Я ответил, что у Славы серьезных повреждений не оказалось, он довольно быстро поправился и через месяц даже отработал одну смену инструктором в альплагере. Следующий сезон он отходил очень удачно, а в 1957 году Слава Морозов погиб на Ушбе.

Вот такую историю рассказал я Высоцкому. Конечно, разговор шел иначе: он уточнял детали, переспрашивал непонятное. Разговаривали несколько часов, никуда в этот день не спешили. Вертолет тогда так и не прилетел. Но ожидание не пропало даром.

На следующее утро, еще до зарядки ко мне в номер влетел радостно-возбужденный Володя:

— Ну, как спалось? — и, не дожидаясь ответа, добавил — Давай быстрей спускайся к нам.

Я быстро оделся и спустился. Володя был по-прежнему возбужден, но, как мне показалось, к этому добавилось и нетерпение. Его настроение передалось мне. Я сел в кресло, в котором сидел обычно, Володя на кровать. Нас разделял журнальный столик, на котором, ближе к Володе, лежал мелко исписанный листок со стихами. Он сидел и смотрел на меня, слегка пригнувшись к гитаре.

В этот момент мне показалось, что он внутренне подготавливает себя к прыжку. И наконец, ударив по струнам, он запел:

Если друг

оказался вдруг

И не друг, и не враг,

а так…

Володя пел, не глядя на листок с текстом. Я сидел как завороженный. Передо мною проходили образы моих лучших друзей, с которыми мы брали вершины и, что называется, делили хлеб и табак, — и тех, которые оказались случайными попутчиками. Я узнавал и не узнавал свой вчерашний рассказ. С одной стороны, это был сгусток, самая суть нашего вчерашнего разговора. С другой — все стало ярче, объемнее, стало новой песней Владимира Высоцкого. Песня меня ошеломила. Находил я в ней и глубоко личные моменты.

Володя допел, поднялся — я тоже. Он, конечно, видел, какое действие произвела на меня песня.

— Будешь соавтором, — сказал он мне. Я наотрез отказался, сказав, что и так бесконечно рад, что своим рассказом помог создать такую прекрасную песню об альпинизме, которую, я был в этом уверен, будут петь все, а не только альпинисты. (Так, кстати, и случилось. Уже тем же летом я слышал на стройке в Москве, как монтажник-сварщик пел во время работы «Если друг оказался вдруг…» И рассказал об этом случае Володе.)

Ведь хороших песен об альпинизме до Высоцкого было написано мало, хотя были среди альпинистов и профессиональные композиторы и поэты. Взять хотя бы Визбора. Он много написал неплохих горных песен, часто бывал в горах — он не альпинист, правда, а скорее турист и горнолыжник-любитель, — но настоящих больших альпинистских песен у него не получилось, я так считаю (хотя очень Юру люблю и уважаю как автора и человека). Они у него немного пижонские, что ли. А чтобы написать: «Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал…», мало десять лет прожить в. горах, надо быть еще и гениальным поэтом. А ведь Володя написал все песни к «Вертикали» за два месяца, никогда до этого в горах не бывая! За один сезон, как говорят альпинисты.

Многое еще можно вспомнить и рассказать, мы с Володей встречались в Москве, работали — хотя и немного — еще в одной картине на альпинистскую тему, в «Белом взрыве». Хорошая картина, по-моему, и совершенно непонятно, почему она прошла у нас так тихо и безо всякой рекламы. Володя сыграл там в небольшом эпизоде и написал к фильму две песни, но почему-то они в окончательный вариант не вошли.

Но это уже другие темы и другие истории.

Вениамин СМЕХОВ Гастроли и скорости

Я пишу эти заметки в гостинице «Гинтарас» на гастролях театра «Современник». Июль 1986 года. Вот уже шесть лет, как ушел Владимир. Двенадцать лет назад Театр на Таганке гастролировал здесь, во Дворце профсоюзов, и проживал в той же гостинице. «Мне все здесь на память приводит былое…» Веселое, хлопотное и очень хорошее дело — гастроли. Не верю актерам, которые ворчат: мол, надо играть дома, не люблю никуда ездить. Актеры — кочевое племя, и гастроли оживляют кровь и работу. А как прекрасна бестолковая борьба «безбилетников»! Какая славная традиция — протаскивать «зайцев», вопреки запретам администраторов! В каждом театре есть свои рекордсмены, проводники-контрабандисты. На Таганке это была Зинаида Славина. В Киеве, Ростове, Софии, Париже, Таллине и вот здесь, в Вильнюсе, многие ныне солидные люди благодарно поминают тот веселый ужас, с которым они, тогдашние студенты, карабкались по тыльным стенам, по пожарным лестницам, просачивались бесшумно сквозь окно дамского, извините за подробность, туалета на третьем-четвертом этаже и длинной вереницей призраков перетекали из-за кулис в фойе вслед за Славиной, актрисой редкого трагедийного таланта.