Четвертый протокол - [46]

Мой отец был значительно старше матери, у которой было слабое здоровье и которая умерла, когда мне было десять лет, во время вспышки эпидемии тифа. Когда я родился, отцу было сорок шесть лет, матери – двадцать пять. Отец в основном выращивал картошку, табак и пшеницу, разводил кур, гусей, индеек, крупный рогатый скот, овец. Всю жизнь он был сторонником Объединенной партии, меня даже назвали в честь маршала Яна Смита».

Престон прервал чтение.

– Полагаю, это ему не помешало поступить на службу, – предположил он.

– Не помешало, – подтвердил Вилджоен, заглядывая в автобиографию, – тогда Объединенная партия еще находилась у власти. Национальная партия победила на выборах лишь в 1948 году.

Престон продолжил чтение.

«Когда мне было семь лет, я поступил в местную школу в Дуйвельсклофе, в двенадцать – в школу Меренски, которая была основана за пять лет до этого. После начала войны в 1939 году мой отец, который восхищался Великой Британской империей, по вечерам после работы всегда слушал по радио новости о войне, сидя на веранде перед домом. После смерти матери мы с отцом еще больше сблизились, и вскоре я принял решение пойти на войну.

Через два дня после моего восемнадцатилетия, в августе 1943 года, я отправился на поезде в Питерсбург, а оттуда на юг в Преторию. Мой отец провожал меня до Питерсбурга, мы распрощались на платформе вокзала, где я видел его в последний раз. На следующий день я прибыл в штаб обороны в Преторию, был зачислен на военную службу. Оттуда меня направили в лагерь „Робертс Хайтс“, где я прошел первоначальную подготовку, научился обращаться с оружием, изучил устав и получил обмундирование. Там же я записался в группу с красными нашивками».

– Что значит «с красными нашивками»? – спросил Престон.

Вилджоен поднял глаза, оторвавшись от того, что писал.

– Тогда только добровольцев могли послать воевать за пределы Южной Африки, – сказал он. – Добровольцы, пожелавшие воевать за границей, носили красные нашивки.

«Из лагеря „Робертс Хайтс“ меня направили в полк „Витвотерсранд Райфлз Де ла Рей“, сформированный после боев при Тобруке. Нас отправили на поезде в транзитный лагерь в Хэй Пэддок в окрестностях Питермарицбурга и бросили в подкрепление южноафриканской Шестой дивизии, на пароходе „Герцогиня Ричмонда“ мы прошли Суэцкий канал и в конце января высадились в Таранто.

Почти всю весну мы продвигались на север к Риму с Шестой дивизией, состоявшей из 12-й южноафриканской мотопехотной бригады и 11-й бронетанковой бригады.

Пройдя Рим, мы направились к Флоренции, 13 июля возле горы Беничи во время разведывательной операции я потерял свою группу ночью в лесу и был окружен немецкими солдатами из дивизии „Германн Геринг“. Меня, как говорится, взяли в кольцо.

Мне посчастливилось остаться живым, но меня вместе с другими пленниками стран-союзниц посадили на грузовик и отправили во временный лагерь в местечке Ла Тарина, к северу от Флоренции.

Старшим южноафриканским унтер-офицером был, насколько я припоминаю, Снаймэн. Так продолжалось недолго. Союзные войска продвигались к Флоренции, поэтому однажды ночью нас срочно стали эвакуировать. Наступил хаос. Некоторые пленные пытались бежать и были застрелены. Они так и остались лежать на дороге, а по ним проезжали грузовики. С грузовиков нас пересадили в вагоны для перевозки скота, несколько дней мы двигались на север через Альпы, и в конце концов оказались в 25 милях от Мюнхена в лагере для военнопленных в Музберге.

Это тоже продолжалось недолго. Через 14 дней половину из нас вывезли из Музберга и вновь отправили в вагонах для скота по Германии. Мы ехали шесть дней и шесть ночей практически без еды и питья. В конце августа 1944 года мы наконец добрались до другого, более крупного лагеря. Он назывался, как мы узнали, Сталаг 344 и находился близ Ламсдорфа, около Бреслау, в тогдашней Германской Силезии. Сталаг 344 был, я полагаю, худшим из всех существующих Сталагов. Здесь содержалось 11 тысяч военнопленных из союзных войск. Они голодали, и единственное, что поддерживало в них жизнь, – это посылки Красного Креста.

Так как я был капралом, меня включили в рабочую группу. Каждый день вместе с другими военнопленными меня вывозили на грузовике на фабрику синтетического бензина, расположенную в двенадцати милях от лагеря. Та зима в Силезии была очень суровой. Однажды прямо перед Рождеством наш грузовик сломался. Двое военнопленных под прицелом немецких охранников пытались починить его. Некоторым из нас разрешили спрыгнуть вниз и встать около откидного борта грузовика. Молодой южноафриканский солдат посмотрел на хвойный лес всего в тридцати метрах от нас, затем на меня и подмигнул. Я никогда не пойму, как это произошло, но уже через минуту мы бежали, утопая по пояс в снегу, а наши товарищи толкали немецких охранников, чтобы они промахнулись, стреляя в нас. Мы добежали до леса».

– Вы не хотите поесть? – спросил Вилджоен. – У нас есть столовая.

– А нельзя съесть пару бутербродов и выпить кофе прямо здесь? – предложил Престон.

– Разумеется, я попрошу, чтобы нам принесли.

Престон продолжил чтение автобиографии Марэ.