Четвертый протокол - [34]

Генеральный секретарь неожиданно ударил ладонями по ручкам инвалидной коляски. Этот яростный жест у хладнокровного человека поразил четверых слушателей.

– Ничего не изменилось, – выкрикнул Генеральный секретарь, а затем продолжил ровным голосом. – Пять лет назад, четыре года назад все эксперты ЦК, университетов, аналитических групп КГБ говорили нам, что движения за ядерное разоружение столь сильны, что могут заставить правительства отказаться от размещения крылатых ракет и «Першингов». Мы поверили этому и обманулись. На переговорах в Женеве мы заняли решительную позицию, веря, что если мы продержимся, правительства Западной Европы сдадутся перед огромными мирными демонстрантами, которых мы тайно «подкармливали», и откажутся размещать ракеты «Першинг». Но они их разместили, а нам пришлось это наблюдать.

Филби кивнул. В 1983 году он крупно рискнул, написав докладную, где утверждал, что движения за разоружение на Западе, несмотря на весь их шум и массовость, не смогут повлиять на результаты выборов или изменить желания правительства. Оказалось, что он был прав. Все вышло именно так, как он предполагал.

– Наша неудача все еще отзывается болью в душе, товарищи, – произнес Генеральный секретарь. – А вы снова мне предлагаете почти то же самое. Полковник Филби, каковы результаты последних опросов общественного мнения?

– Не слишком обнадеживающие. Согласно последнему опросу только двадцать процентов англичан – за всеобщее ядерное разоружение. А среди рабочих, традиционно поддерживающих лейбористов, процент еще ниже. Факт печальный, рабочий класс Великобритании – самый консервативный в мире. Он же – и самый патриотичный. Во время Фолклендского кризиса несгибаемые профсоюзные активисты, забыв о своих извечных претензиях к работодателям, трудились круглосуточно, чтобы подготовить военные корабли к отправке в район боевых действий. Нам следует признать горькую истину: рабочие Великобритании не связывают свои интересы ни с нами, ни с угрозой ядерной войны. И нет никаких причин полагать, что сейчас они изменят своим традициям.

– Я просил комитет рассмотреть вопрос исходя из реальности, – сказал Генеральный секретарь. – Идите, товарищи. Думайте. Нужны активные действия, порождающие небывалый массовый страх, о котором вы говорили и который заставит самых хладнокровных голосовать за то, чтобы убрать ядерное оружие с территории их страны, то есть голосовать за лейбористов.

Тогда все ушли. Генеральный встал и, опираясь на палку, медленно подошел к окну. Он смотрел на заснеженные березы. Когда он пришел к власти после смерти своего предшественника, он решил, что должен выполнить пять задач за то время, что ему осталось в жизни.

Он хотел, чтобы его вспоминали как человека, при котором увеличился выпуск продовольствия, улучшилось его распределение; удвоилось производство потребительских товаров, повысилось их качество благодаря широкомасштабной реконструкции на всех уровнях; исчезла коррупция, лишавшая страну жизненных сил, и, наконец, было достигнуто превосходство в военной силе и технике над любым противником. Через четыре года он понял, что не смог выполнить ни одной из поставленных задач.

Он стар и болен, время его истекает. Он всегда гордился своим прагматизмом и реализмом в рамках строгих законов марксизма. Но даже у прагматиков есть мечты, а у стариков честолюбие. Его мечта была простой: он хотел добиться таких успехов, которых не добился никто. В ту холодную зимнюю ночь он желал этого как никогда.

* * *

В воскресенье Престон прошел мимо дома на Кланри-кард-гарденс. Буркиншоу был прав: это был один из пятиэтажных домов викторианской эпохи, который когда-то прекрасно выглядел, а теперь обветшал. Здесь сдавали крохотные квартирки. Газончик перед входом зарос сорняками, пять ступенек вели к входной двери с облупившейся краской. Еще одна лесенка вела в подвал. Сверху виднелась лишь часть двери, ведущей в квартиру. «Зачем титулованному чиновнику понадобилось посетить столь неприглядное место», – снова подумал Престон.

Где-то рядом, он знал, находится «топтун» с фотокамерой наготове. Он не пытался его обнаружить, но знал, что за ним наблюдают. В понедельник утром в журнале наблюдений он фигурировал как «ничем не примечательный мужчина, который прошел мимо дома в 11.21, проявив к дому некоторый интерес». «Спасибо и на этом», – подумал он.

В понедельник утром он зашел в местное отделение городского совета и посмотрел список налогоплательщиков с этой улицы. У дома, который его интересовал, был только один владелец – Майкл 3. Мифсуд. Он был благодарен за инициал «3», имена с этой буквой встречались чрезвычайно редко. Он связался с «топтуном» на Кланри-кард-гарденс, и тот по его заданию подошел к входной двери и посмотрел на кнопки звонков с фамилиями внизу. М. Мифсуд жил на первом этаже. Мифсуд, по всей видимости, сдавал меблированные квартиры, иначе бы жильцы квартир сами платили налоги.

В то же утро в Кройдоне он проверил Майкла 3. Мифсуда на компьютере по сводкам обо всех иммигрантах. Мифсуд был мальтийцем, жил в Лондоне уже тридцать лет. За ним ничего не числилось, но в регистрационной записи пятнадцатилетней давности почему-то стоял вопросительный знак без всяких пояснений. Компьютер в Скотленд-Ярде с данными о преступлениях объяснил его. Мифсуда тогда чуть ли не выслали. Вместо этого он отсидел два года за то, что жил на средства, добытые аморальным путем. После обеда Престон встретился с Армстронгом в отделе финансов на Чарлз-стрит.