Четвёртый круг - [79]

Должно быть, она прочитала смущение на моем лице, потому что тотчас принялась объяснять:

— Ну да! Когда господину ни с того ни с сего приходит в голову играть на скрипке, причем на голодный желудок, это ни о чем хорошем не говорит. Вы, конечно, читали об этом лавочнике из восточного Лондона, нормальном, в общем-то, человеке, который на старости лет вдруг начал рисовать, да с такой страстью, что забросил все остальное — работу, семью, дом, самого себя. Только закрывался в комнате и мазал полотно мрачными красками, а рисовал он всякие ужасы, чудовищ, привидения, Боже сохрани, а потом попытался подарить эти картины соседям, но никто, разумеется, брать не хотел, потому что кому нужно такое уродство. Это его вроде сильно задело, и он еще больше ушел в себя, вообще перестал выходить из комнаты. Говорят, из нее сильно воняло, что, кстати, неудивительно — и в конце концов его нашли мертвым. Он задохнулся, засунув кисть себе в глотку! Можете себе представить? Но это еще не все. Когда сделали вскрытие, у него нашли опухоль в мозгу. Огромную, с яблоко!

Она обозначила ладонями округлую фигуру, размерами скорее с небольшой арбуз, нежели с яблоко.

— Бедняга, — продолжила она. — Он, должно быть, мучился от страшной головной боли. Подумайте только: столь чуждый предмет в голове… — Она похлопала себя по темени, пригладив седоватые волосы, еще довольно густые, а затем последовало неизбежное: — Я тоже в последнее время чувствую здесь словно какое-то давление. Я думала, это от сквозняков, но слишком уж долго продолжается. Как думаете, не стоит ли мне сходить на осмотр? Я не говорю, конечно, что у меня обязательно что-то серьезное, но кто знает… на всякий случай… правда, я живу очень упорядоченно…

Я не успел дать ей еще один бесплатный врачебный совет, ибо скрипка наверху вдруг замолкла. Это не было обычным концом игры, когда смычок отнимают от струн, — был слышен грубый, скрипучий звук, насильно прервавший мелодию. Мы в смятении опять подняли глаза к потолку.

Последовавшая за этим тишина продлилась всего несколько секунд, а потом события стали развиваться с необыкновенной быстротой. В первый момент мне показалось, что Холмс тащит по полу какой-то тяжелый предмет, возможно, дубовый резной комод, причем на пол стали падать книги. Мгновением позже я понял в ужасе, что происходит нечто гораздо более серьезное и невероятное. Наверху началась какая-то жестокая схватка! Но с кем, Бога ради, сцепился Холмс?

— Вы уверены, что к Холмсу никто не приходил? — спросил я растерянную миссис Симпсон, вскочив из-за обеденного стола и устремившись к дверям.

Если она что-то и ответила, я этого не слышал, потому что сверху в тот миг донесся сильный удар, а за ним — дикий, нечеловеческий крик. Пока я несся вверх по ступенькам, я ощутил, как кровь моя наполняется адреналином, а волосы на затылке слегка встают дыбом. Что же происходит? Что, во имя Бога, с Холмсом?

Я дернул за ручку, в сильном волнении совсем упустив из виду, что миссис Симпсон говорила мне насчет запертой двери. Так оно и было. Я не мог попасть внутрь, а звуки, доносившиеся из комнаты, требовали крайней спешки. В комнате происходило что-то ужасное — тяжелое дыхание Холмса и периодические болезненные вскрики смешивались с каким-то страшным хриплым клокотанием, почти рычанием. Не зная, что предпринять, я в полной панике взглянул на миссис Симпсон, но от нее не было никакого толку — она стояла внизу лестницы, остолбенев от страха и заломив в бессилии руки.

— Позовите кого-нибудь, — крикнул я ей. — Констебля! Он был на улице, когда я входил. Идите в полицию, если не найдете его! Быстро! — Поскольку она продолжала оставаться неподвижной, в ужасе глядя на меня, мне пришлось завопить во весь голос: — Во имя Бога, женщина, шевелитесь же наконец! Делайте, что я сказал! Немедленно!

Это вывело миссис Симпсон из оцепенения, и она мелкими старческими шагами поспешила к входной двери, махая в панике руками над головой. Хоть это совсем не соответствовало обстоятельствам, ее переваливающаяся походка и воздетые руки заставили меня громко рассмеяться. Однако мне тут же стало стыдно, и я вновь повернулся к двери в комнату и принялся жестоко дергать за ручку.

На это оповещение о моем присутствии схватка в комнате моментально прекратилась. Некоторое время можно было разобрать только тяжелое дыхание и какой-то слабый треск. Он мне что-то напомнил, но сначала я не сумел понять, в чем дело.

— Холмс! — позвал я осторожно. — Что происходит? Открой!

Мой друг ответил не сразу. Голос его был очень возбужден, почти на грани истерики, а вместе с ним возобновилось прежнее рычание, теперь слегка приглушенное. Оно походило на мурлыканье некой огромной кошки.

— Уйди, Ватсон! Я должен… Больше нет…

Его прервал какой-то тупой удар, сопровожденный болезненным стоном Холмса, а затем шум борьбы снова набрал силу. Тяжелые предметы летали по всей комнате, доносился и звон бьющегося стекла. Схватка Холмса и неизвестного противника вскоре стала такой яростной, что пол начал подрагивать. Потрескивание, которое я недавно не мог узнать, стало усиливаться, перерастая в зловещее гудение, и тогда я понял, в чем дело.