Четвертое Правило Волшебника, или Храм Ветров - [37]

Кара стояла неподвижно словно статуя.

— Меня посадили в крохотную каморку с маленьким лазом в нижней части двери. Я не могла выйти. Но крысы вползать могли. Ночью, когда я не выдерживала и засыпала, крысы пробирались в каморку и кусали меня за пальцы. Змея избила меня до полусмерти, когда я загородила лаз. Крысы любят кровь. Она их будоражит. Я научилась спать, свернувшись в тугой клубок, стиснув руки в кулаки и прижимая их к животу, чтобы крысы не могли добраться до пальцев. Но они всегда добирались до пальцев ног. Я снимала с себя рубашку, чтобы прикрыть ею ноги, но тогда, если я не спала на животе, они кусали соски. Лежать полуголой на холодном полу, пряча под живот руки, уже само по себе было пыткой, но это помогало мне дольше не уснуть. Если крысы не могли добраться до пальцев ног, то кусали за уши, за нос, за икры, пока я не просыпалась и не отгоняла их. Ночью я слышала, как кричат другие девочки, когда их будит крысиный укус. Я постоянно слышала, как кто-нибудь из них плачет по ночам и зовет маму. Иногда я сознавала, что слышу свой собственный голос. Порой я просыпалась от того, что крысиные коготки царапали мне лицо, усики щекотали щеки, а холодные носы тыкались в губы, вынюхивая остатки пищи. Я решила перестать есть и оставлять похлебку и кусок хлеба крысам в надежде, что они оставят меня в покое. Но ничего не вышло. Еда только привлекла полчища крыс, а потом… После этого я съедала до последней крошки все, что приносила мне Змея. Иногда она поучала меня: «Не надо колебаться, Кара, не то крысы съедят твой ужин». И я понимала, что она имеет в виду, говоря «не надо колебаться». Она напоминала мне, во что обошлись мои колебания мне и моим родителям. Когда они у меня на глазах замучили до смерти маму, Змея сказала: «Видишь, к чему привели твои колебания, Кара? К чему привела твоя нерешительность?» Нас учили, что Даркен Рал — «отец Рал». Что у нас нет другого отца, кроме него. Когда меня ломали в третий раз, приказав замучить моего настоящего отца до смерти, Змея велела мне не колебаться. И я не колебалась. Отец молил меня о пощаде. «Кари, пожалуйста, — рыдал он, — Кари, не будь такой, какой они хотят тебя сделать». Но я не колебалась ни секунды. А после этого моим единственным отцом был отец Рал.

Кара взяла в руку эйджил и посмотрела на него.

— Этим я заслужила свой эйджил. Тот самый эйджил, при помощи которого меня учили. Я заслужила звание морд-сит.

Кара взглянула Кэлен в глаза, и хотя их разделяло каких-то два шага, казалось, что она смотрит откуда-то издалека. С другой стороны безумия. Того безумия, в которое ее повергли другие. Кэлен показалось, что она сама превращается в камень при виде того, что таилось в самой глубине этих голубых глаз.

— Я сама была Змеей. Я стояла в лучах солнца над маленькими девочками и забирала у них из рук нож, когда они колебались, не желая никому причинять боль.

Кэлен всегда ненавидела змей. И сейчас возненавидела их еще больше.

По щекам ее ручьями лились слезы.

— Мне так жаль, Кара, — прошептала она с щемящим чувством в груди. Больше всего ей хотелось обнять эту женщину в алой одежде, но она не могла даже пошевелиться.

Потрескивали факелы. Издалека доносились приглушенные голоса стражников. Взрыв хохота прокатился по коридору. Со стены капала вода, образуя неглубокую лужицу. Стук капель гулко отдавался под сводами. Но Кэлен слышала только удары собственного сердца.

— Магистр Рал даровал нам избавление.

Кэлен вспомнила слова Ричарда о том, что он чуть не расплакался, видя, как две морд-сит кормят бурундучков и хихикают, словно девчонки. Кэлен понимала, что для этих женщин умение просто по-человечески радоваться — огромное достижение. Ричард понимал, в какую пучину безумия они были погружены, и Кэлен знала — если у морд-сит есть возможность когда-нибудь вынырнуть из этой пучины, то лишь благодаря ему.

Лицо Кары снова стало жестким.

— Пошли выясним, каким именно образом Марлин намеревался убить магистра Рала. И не жди, что я буду уступчивой, если он хоть на секунду замешкается с ответом.

Под бдительным взглядом сержанта Коллинза один из д’харианских солдат снял ржавый замок и быстро отошел, будто убрал единственную преграду, отделяющую всех людей во дворце от злой магии, притаившейся внизу, в колодце. Двое других солдат без особых усилий подтащили тяжелую лестницу.

Кэлен уже хотела открыть дверь, но услышала приближающиеся голоса и шаги. Все повернулись на шум.

Это была Надина в сопровождении четверых стражников.

Потирая руки, словно они у нее мерзли, Надина протолкалась сквозь плотное кольцо солдат.

Она улыбалась, но Кэлен не ответила на ее улыбку.

— Что ты здесь делаешь?

— Ну, вы же сами сказали, что я ваша гостья. Какими бы прекрасными ни были мои покои, мне захотелось прогуляться. Я попросила охранников проводить меня вниз. Я хочу увидеть этого убийцу.

— Я велела тебе ждать наверху. И ясно сказала, что не желаю, чтобы ты спускалась сюда.

Густые брови Надины сошлись на переносице.

— Мне начинает надоедать, что со мной обращаются как с деревенской дурочкой. — Она вздернула свой изящный носик. — Я целительница. И там, откуда я родом, меня уважают. Люди прислушиваются к моим словам. Когда я кому-то приказываю что-то сделать, меня слушаются беспрекословно. Если я велю советнику принимать настойку три раза в день и лежать в постели, он будет принимать лекарства трижды в день и не вставать, пока я не разрешу.