Четвертое правило Мангуста - [26]

– В тебя или в меня?

Я криво усмехнулся:

– По-моему, из Москвы надо линять тебе.

Она взглянула на меня в упор:

– Почему мы живы, Француз?

– Они промахнулись.

– Угу. А возле бара я упала в обморок.

– Так и было.

– Не мели хреновину.

Я тоже отряхнул джинсы.

– Светлана Анатольевна, у вас имеется другое объяснение?

Не сводя с меня изучающих глаз, она поправила:

– Света. Так лучше.

– Света, – я направился к «жигуленку», – уезжай из Москвы. Срочно. – Я приоткрыл дверцу. – Добрый тебе совет: возьми отпуск и уезжай.

Она смотрела так же изучающе:

– Что будет, если уеду?

Я сел в машину, захлопнул дверцу и выглянул в окно:

– Найду змея и убью.

– Без меня?

– Именно.

Ее серые глаза приобрели оттенок стали:

– Хрен тебе, Глеб Михайлович Грин.

С этим я и уехал. Спорить с нею было бесполезно. Однако, подъезжая к дому, я вновь подумал, что в мире этом не так все плохо.

Но и не слишком хорошо, увы.

ГЛАВА 9

В квартире стояла гробовая тишина. Я не встревожился, так как предположил, что Дашка с Ильей, устав анализировать свалившиеся проблемы, отправились на прогулку в шкаф. Это предположение подтвердилось тем, что на кухонном подоконнике лежала папка Ильи, а листы с уравнениями раскиданы не были. Значит, рассудил я, работать он закончил. Достав из холодильника пакет кефира, я вскрыл его и, прихлебывая, прошел в комнату. Здесь я их и обнаружил.

Илья с Дашкой молча сидели на диване. Выглядело это столь необычно, что я буквально застыл в дверях. Не реагируя на меня, Дарья рассматривала свой маникюр. А Илья из приличия кашлянул и воззрился на меня, как на графа Дракулу.

– Привет! – произнес я растерянно.

Дашка и бровью не повела. А Илья пробормотал:

– Мы вроде уже виделись.

Признав первую свою реплику неудачной, я наугад произнес вторую:

– Как дела у вас?

Похоже, опять получилось невпопад, поскольку Илья осуждающе покашлял, а Дарья подняла на меня зеленый пылающий взгляд.

– Выметаться сразу или можно вещички собрать?

Я опустился на пол, чуть подумал и спросил:

– Что я сделал?

Теперь выстрел был точным: жена так и взвилась.

– Глеб, давай не будем! В конце концов, мы взрослые люди…

– Сядь! – рявкнул я. – Повтори точно, что я сказал и сделал!

В глазах Ильи мелькнула догадка:

– Дуська… чтоб я так жил!

Дашка ошеломленно на него воззрилась, затем перевела взгляд на меня, и по щекам ее потекли слезы. Соображали они быстро, мои золотые.

– Господи… – всхлипнула жена, – его же от тебя не отличишь.

Я вскочил с пола.

– Да ну? Значит, я плохо сегодня выгляжу. – В таком бешенстве я давно не был. – А ты куда смотрел, говнюк?! – накинулся я на Илью. – Где твои аналитические мозги?!

Илья протестующе выставил руку:

– Старик, меня тут не было. Я ходил в шкаф купаться. Думал, может, повезет без дождя…

– Ну и как, блин, искупался?!

– В лучшем виде, блин! Возвращаюсь, а она тут рыдает. С Глебом, говорит, разругалась. Глеб, говорит, уходя велел: «Когда вернусь, чтоб духу твоего здесь не было!» Что я должен был думать, старик?

Тут, как говорится, мне совсем поплохело.

– Ты должен был думать, Илья! Думать, и ничего более! Интересно, что тебе должны обо мне рассказать, чтобы ты не поверил?! Что я режу на кусочки младенцев и уплетаю на десерт?! Да и то – кто меня знает! Не правда ли?!

Илья теребил бороду, уставясь в пол.

– Ладно, ша… прокол вышел.

– Это все я! – всхлипывала Дашка. – Не понимаю, как я могла…

– А ты, – обернулся я к ней, – упаковала уже вещички? Не помешал?

Она бросилась ко мне:

– Он же твоя копия: голос, жесты…

Я отстранился:

– Неужели?! Помнится, кто-то хвастался, что читает мои мысли. И что же прочла ты у двойника? Или шрифт был мелкий?

– Глеб, ну пожалуйста…

– Прочь руки! Значит, я способен тебя выставить?

– Не знаю, что на меня нашло. Он выстроил такую иезуитскую аргументацию…

– В таком случае, радость моя, тебе тот же вопросик, что и Гольдбергу. Только перефразируем применительно к обстановке. Что я должен сделать и сказать, чтобы ты догадалась, что это не я?

Дашка сердито притопнула ногой. Волосы ее были всклокочены, по щекам катились слезы, а глаза сияли. И не было в этих глазах ни раскаяния, ни горечи – одна лишь радость оттого, что все так замечательно объяснилось.

– Слушай, засранец! – прикрикнула она. – Согласна, я облажалась! Ты должен меня наказать!

Илья хихикнул и уселся на диван, положив ногу на ногу.

А я нахмурил брови:

– Золотые слова. Как наказать?

Дашка вздохнула. Затем задрала сзади платье, выставив трусики.

– Шлепай.

Илья заерзал на диване:

– Эй, прекрати это…

– Не лезь в мою личную жизнь, Гольдберг! – Дашка повернулась ко мне спиной. – Шлепай. Желательно, мягким поглаживанием.

Мы с Ильей расхохотались. Подняв с пола пакет кефира, я сел на диван. Дашка мигом устроилась рядом.

– Стасу дозвонились? – осведомился я.

– Да, – ответили они дуэтом.

– Где же он, черт побери?

– Едет, – сказал Илья.

– Из загорода, – дополнила Дашка. – Плохо было слышно.

Я хлебнул кефира.

– То есть вы ничего ему не рассказали?

Дашка мотнула волосами:

– Даже не намекнули. Решили: здесь, на месте.

– Кстати, что новенького? – спросил Илья. – Разузнал что-нибудь?

Я еще отхлебнул кефира

– Практически очень мало.

Илья наклонился в мою сторону.