Четвертая энциклика Бенедикта XVI, подписанная его преемником. Она же "первая энциклика Франциска" - [3]

10. И от Авраама требовалось довериться этому Слову. Вера сознает, что слово, реальность как будто эфемерная и преходящая, в устах Бога верного становится самой что ни на есть надежной и нерушимой, что делает возможным непрерывность нашего пути во времени. Вера принимает это Слово как надежную скалу, на прочном фундаменте которой можно созидать. Потому в Библии вера обозначается еврейским словом ’emûnah (эмуна), происходящим от ’amàn, корень которого означает «поддерживать». Термин ’emûnah может означать как верность Бога, так и веру человека. Человек верующий приобретает свою силу, вверяясь в руки Бога верного. Играя на двух значениях слова, имеющихся также в соответствующих терминах на греческом (pistós) и латыни (fidelis), св. Кирилл Иерусалимский превозносит достоинство христианина, получившего имя самого Бога, оба названы «верными».[8] Св. Августин объяснит это так: «Верный человек полагается на обещания Бога, Бог верный дарует обещанное человеку».[9]

11. Последний аспект истории Авраама важен для понимания его веры. Из того, что слово Божие несет в себе новизну и неожиданность, вовсе не следует, что Патриарху оно чуждо. В голосе, который обращается к нему, Авраам распознает призыв, от века глубоко запечатленный в самом его сердце. Бог связывает свое обетование с той сферой бытия человека, что извечно подает ему надежды: это отцовство, зарождение новой жизни – : «Сарра, жена твоя, родит тебе сына, и ты наречешь ему имя: Исаак» (Быт 17,19). Тот Бог, что требует от Авраама полностью довериться ему, открывает себя как источник всякой жизни. Таким образом, вера устанавливает связь с Отцовством Бога, в котором берет начало всё творение: Бог, призывающий Авраама, это Бог-творец, который «не сущее нарекает сущим» (Рим 4,17), тот, что «избрал нас в Нем прежде создания мира… предопределив усыновить нас Себе» (Еф 1,4-5). Для Авраама вера в Бога озаряет глубочайшие основы его [бытия], позволяя ему распознать источник блага, лежащий в основе всех вещей, и подтверждая, что его жизнь возникает не из ничего и не по воле случая, но из личного призыва и любви. Бог сокровенный, призвавший его, не чуждый Бог, но тот, кто есть начало всего и кем все держится. Великое испытание веры Авраама, жертвоприношение сына Исаака, покажет насколько эта исконная любовь в состоянии гарантировать жизнь даже за пределом смерти. Слово, сумевшее зародить сына в его теле «как бы мертвом» и в «омертвевшем лоне» бесплодной Сары (Рим 4,19), способно исполнить обетование о будущем не смотря на угрозы и опасности (Евр 11,19; Рим 4, 21).

Вера Израиля

12. История народа израилева в книге Исхода идет по стопам веры Авраама. Вера снова рождается из первоначального дара: Израиль вверяет себя действию Бога, желающего освободить свой народ из пучины бедствий. Вера призвана к долгому пути, чтобы поклониться Господу на Синае и наследовать землю обетованную. Божественная любовь имеет образ отца, несущего сына своего на всем пути (Втор 1,31). Исповедание веры Израилем разворачивается как рассказ о благодеяниях Бога, его действиях по освобождению и наставлению народа (Втор 26,5-11), рассказ, передаваемый народом из поколение в поколение. Свет Бога сверкает для Израиля сквозь память о деяниях Господа, поминаемых и исповедуемых в культе, передаваемых от отцов детям. Так мы узнаем, что свет, исходящий от веры, связан с конкретным рассказом о жизни, с благодарной памятью о милостях божьих и последовательным исполнением его обетований. Это прекрасно иллюстрирует готическая архитектура: в просторных соборах свет проникает с неба сквозь витражи, где изображаются события священной истории. Свет Бога идет к нам через рассказ о его откровении и тем самым озаряет наш путь во времени, напоминая о божественных благодеяниях и демонстрируя, как его обещания исполняются.

13. В истории народа Израиля мы также встречаем искушения неверностью, в которые он неоднократно впадал. Противоположностью веры выступает здесь идолопоклонство. Пока Моисей говорит с Богом на Синае, народ не выносит тайны скрытого лика Божия, не выдерживает ожидания. Вера по своей природе требует отказаться от непосредственного обладания, как будто даруемого виденьем, она – призыв открыться источнику света, соблюдая собственную тайну Лика, желающего открывать себя персонально и в надлежащее время. Мартин Бубер цитирует определение идолопоклонства, предложенное раввином Коком: идолопоклонство имеет место «когда одно лицо благоговейно обращается к другому лицу, которое лицом не является»[10]; когда вместо веры в Бога предпочитают поклоняться идолу, чей образ определен и чье происхождение известно, поскольку он изготовлен нами же. С идолом нет риска, что последует призыв, заставляющий пожертвовать своей безопасностью, поскольку идолы «имеют уста и не говорят» (Пс 115,5). Следует понимать, что идол – это некий предлог для того, чтобы поместить самих себя в центр реальности, поклоняясь делу рук своих. Человек, утратив фундаментальный ориентир, дающий целостность его существованию, теряет себя во множестве страстей, не желая ждать обетованного часа, он дробится на тысячу мигов своей истории. Поэтому идолопоклонство – это всегда многобожие, нескончаемое движение от одного господина к другому. Идолопоклонство предлагает не путь, но множество тропинок, не ведущих к определенной цели и складывающихся, скорее, в лабиринт. Кто не хочет довериться Богу, должен слушать голоса многих идолов, вопящих: «Доверься мне!». Вера, в силу того, что она связана с обращением, противоположна идолопоклонству, это отторжение от идолов, чтобы вернуться к Богу живому посредством личной встречи. Верить означает предаться милосердной любви, всепринимающей и всепрощающей, которая поддерживает и направляет наше существование и во многом может выправить искривления нашей истории. Вера есть готовность снова и снова быть преобразованным призывом Господа. Вот парадокс: постоянно прибегая к Господу, человек обретает твердую дорогу, освобождающую его от беспорядочного движения, на которое обрекают идолы.