Четвертая дверь - [7]

– Джеймс, ты не считаешь, что ему могла бы помочь Элизабет? Нужно всего лишь одно твое слово.

Не знаю, с каким трудом он решился высказать это предложение, но оно в полной мере отражало его благородную душу. Я понимал, что Джон сходил с ума по моей сестре и мог таким образом навсегда ее потерять.

Я покачал головой.

– Элизабет, которая без малейшего повода льет слезы ведрами? Не считаю. Те, кого она пытается утешить, обычно заканчивают еще большими рыданиями. – И, немного помолчав, я уверенно продолжил: – Генри придет в себя. Время лечит любые раны, даже такие. Иначе люди никогда бы не выжили.

Я осекся, поняв, насколько бестактно это прозвучало по отношению к Джону.

– Время лечит любые раны, – задумчиво повторил тот, глядя куда-то в стену. – Ну, может быть, отчасти. Скажем так, оно позволяет шрамам зарубцеваться.

Мне захотелось дать себе пинка. Вот ведь сморозил! Но проклятые слова уже вырвались, и Джон стал вспоминать ту ужасную ночь.

– В тот вечер я играл с Билли. За мной зашел встревоженный отец. Он искал меня, но сообщил, что пропала и мама. Мы вернулись домой и, хотя все там перерыли, найти ее нигде не могли. А потом папа ушел на чердак, и через минуту оттуда раздался такой крик, какого я никогда в жизни не слышал. Я тоже побежал наверх. Дверь в конце, четвертая дверь, была открыта, из проема брезжил свет. Там, в комнате, я увидел отца. Он стоял на коленях перед лежащей на полу мамой.

– Прости меня, Джон, – пробормотал я. Но он словно не слышал:

– Папа с тех пор стал другим и не оправился по сей день. Мы потеряли буквально все. Мне, пятнадцатилетнему мальчишке, пришлось бросить учебу и пойти работать, чтобы нас прокормить. – Он посмотрел на свои огрубевшие руки. – Впрочем, даже нужда не страшнее смерти. Если бы с мамой произошел несчастный случай – это одно. Но самоубийство – совсем другой разговор, да какое самоубийство! Она обезумела за несколько часов. Видел бы ты ее – такое в самом страшном сне не привидится. Одно время ходили слухи, что где-то по соседству завелся маньяк, но комнату изначально заперли изнутри. Сколько раз я просыпался среди ночи, задавая себе вопрос: почему мама так поступила? Почему? Ты знаешь, я никогда не рассматривал всерьез версию о сумасшествии. И тем не менее… – Джон вздохнул, – ты прав, Джеймс, время лечит все. В любом случае…

Он сглотнул, не в силах продолжать.

Я крыл себя последними словами. Ну какой черт тянул меня за язык? Единственное, что теперь я мог сделать – лишь угостить друга сигаретой в качестве хотя бы малейшего утешения. Спасибо, Джеймс, ты полный идиот.

Джон, видимо, прочитал мои мысли, потому что, когда он заговорил вновь, голос стал звучать спокойнее:

– Ты не виноват, дружище. Это неизбежность. Генри лишился матери десять дней назад, а я – десять лет. Два соседа, два осиротевших друга. Тут сложно не уловить связи.

Его нарочито беззаботный тон не изменил моего мнения о себе как о человеке, не способном пользоваться мозгами.

Джон бодро хлопнул меня по спине.

– Не мучай себя, Джеймс, что было – то прошло. Сейчас лучше подумать о Генри!

Он подал знак Фреду, и тот поставил перед нами две кружки с пенящимся пивом.

– Моя очередь угощать, парни, – пробасил он с дружеской улыбкой. Его речь и жесты не поддавались описанию. Несмотря на непрекращающийся гомон, каждый зашедший в этот бар быстро понимал, кто здесь главный.

Фред посерьезнел. Он приобнял нас за плечи и быстро заговорил:

– Вы не должны позволить Генри замкнуться. Его обязательно нужно растормошить! Я понимаю, что он пережил, но…

Кто-то зашумел, требуя выпивки.

– Должен покинуть вас, парни, – кивнул Фред и зарычал куда-то вглубь: – Иду! Иду!

– Прошлой ночью приехали Латимеры, – сообщил Джон после нескольких глотков пива.

Смерть миссис Уайт заставила меня забыть о новых жильцах особняка Дарнли. Я уже видел их издали, но толком не разглядел.

– И кто они? Чем занимаются?

– Ему около сорока, светловолосый, по виду – страховой агент. Она – настоящая красавица: жгучая брюнетка с неотразимой улыбкой. По прикидкам, ей где-то под тридцать пять. Жалко, что замужем! – подмигнул Джон.

– А в общении?

– Тоже приятная, хотя мы не успели толком поговорить.

– А они ничего не упоминали о…

– Шуме по ночам? Таинственных огнях на чердаке? Других идиотских выдумках?

– Ну, Джон, только не притворяйся. Вряд ли все предыдущие жильцы были дураками. И тем не менее ни один из них не остался у вас именно из-за этого.

Джон покачал головой, на его губах появилась ироничная улыбка.

– Я прекрасно понимаю: у нашего дома зловещий вид и мама покончила с собой именно здесь. Да и отец ходит, будто помешанный, хотя он вовсе не такой псих, каким представляют его окружающие. Человек вообще любит дать волю воображению – оно создаст любой повод для испуга. Но давай по сути. Скрипит ступенька? Так они сделаны из дерева. Слышно именно в ночное время? Очевидно, все спят, и в деревне мертвая тишина. Ну а насчет шума и таинственных огней могу тебя уверить – лично я ни с чем подобным ни разу не сталкивался.

– Но твоя спальня на первом этаже, – заметил я. – Как ты можешь услышать то, что творится на чердаке, или увидеть оттуда свет?