Четверть века в Большом (Жизнь, Творчество, Размышления) - [2]
Как-то после одной из поездок на острова в компании девочек, когда мы уже поплыли на лодке домой, одна из моих сестер взяла меня на руки, опустила в воду и оттолкнула. Я хотел схватиться за лодку, а она уже отошла. Пришлось мне плыть, а лодка все отплывала. И так я доплыл до берега. Конечно, я очень разозлился, но девочки утешили меня: "Ты раньше все около берега плавал, все за дно держался, а теперь научился плавать по-настоящему. Смотри, чуть не километр проплыл".
Все эти воспоминания так живо встают в моей памяти! Вообще те двадцатые годы, кажется, были совсем недавно.
Еще раз вернусь к красавице Ангаре. Река ведь не только украшала город, мы не только пили ее замечательную вкусную воду, но она и кормила нас. Мой отец и старшие братья были настоящими профессионалами-рыболовами. Они ловили исполинских тайменей - речных лососей.
Однажды отец привез тайменя, который весил тридцать два килограмма! Старший брат привозил иногда по три, по четыре такие рыбины. А Евгений больше специализировался на ловле ленка, тоже из породы лососевых, рыбы очень вкусной, достигавшей порой килограммов восьми - десяти. И, кроме того, он ловил знаменитого хариуса, который водился в изобилии. Это рыба типа форели. Она и похожа на форель - вся в черных пятнах, очень красивая.
Я помню, что каждый раз, когда должны были прийти гости, отец говорил: "Ну-ка, Женька, бери удочки, беги, поймай харюсков".
И вскоре Женя приносил десятка полтора этих рыб, граммов по четыреста-шестьсот.
Самый лучший клев рыбы начинался с наступлением холодов, зимой, а так как замерзала Ангара поздно, в середине января, то последние месяцы года использовали все рыбаки. Они выезжали на реку, вставали на якоря, и у каждого в лодке находился таганок с углями, чтобы погреть руки. Тогда не существовало лески для спиннингов, поэтому ее заменяли металлической, спаивая стальные балалаечные струны. Такая леска была очень крепкая, но могла лопнуть, если "захлестывалась". Нужно было за этим очень внимательно следить.
Каждую свежепойманную рыбу обваливали в снегу, и она замерзала. Ее ставили потом в холодный чулан мордой вниз к стенке, и этот рыбий провиант мы могли на базаре поменять на молоко и другие продукты. А когда нужно было приготовить обед, брат или отец шли в чулан, брали пилу и кусок отпиливали. Варили уху, жарили рыбу, мама пекла чудесные пироги с тайменем. Ведь в нем, кроме хребта, нет никаких костей. Огромные пироги во весь противень с рисом и яйцами пекли в печке и почему-то ели с квасом, что считалось очень вкусным - и правда было вкусно.
Маленького меня не брали на рыбалку. Но если рыболовные принадлежности оставались во дворе без присмотра, то я хватал их, бежал к реке, и через несколько минут все эти снасти распутать уже было невозможно. Мне за это, конечно, попадало, но со временем я тоже стал страстным рыболовом. И до сих пор очень люблю ловить рыбу. Три последних года, которые я отдыхал в санатории около Тольятти, я завоевывал первое место по рыбной ловле и даже получил за это приз.
К самому городу Иркутску подходила тайга, поэтому нередко на окраинах города появлялись косолапые пришельцы.
Я помню время, когда наша семья ездила на заготовку грибов, ягод или кедровых орехов. Одну или две лодки прицепляли на канате к моторной, и все семейство размещалось в них. Здесь же находились три-четыре кадушки для засолки грибов, соль, пряности, листья разных "вкусных" растений.
В основном мы брали белый груздь. Выбирали грузди среднего размера, не перезревшие, тут же на реке их чистили и разделывали, промывали, складывали в кадушки с солью и специями, кадушки закрывали сверху деревянными кругами и везли домой. Когда подъезжали к дому, нужно было подняться от речки вверх по крутому берегу. Тогда подкладывали доски и волоком тащили бочки наверх, а потом опускали их в погреб со льдом.
Ездили мы и за ягодами. Самые ягодные места находились на побережье Байкала. Там было много черники, смородины, но вручную собирать их было трудно, и папа сделал ковшики из толстой проволоки наподобие гребня, его заводили в кустик, приподнимали, и в нем оставались одни ягоды. Помню, однажды мы собирали ягоды и вдруг услышали какое-то кряхтение и чавканье. Оказалось, что рядом промышлял мишка. Мы закричали от страха, но он испугался не меньше нас и убежал.
Собирали мы и кедровые орехи, отправляясь за ними в одни и те же знакомые места. Подниматься за шишками по голому стволу кедра трудно и небезопасно. Поэтому сооружали специальные колотушки с длинными ручками, которыми били по дереву, и с него сыпался град шишек. Нужно было только беречь голову. Кедровых шишек собирали по нескольку мешков, потом привозили их домой, высыпали и шелушили. Кедровые орехи опять собирали в мешки и складывали в сухой чулан. Когда кому-нибудь из нас хотелось орехов, мы поджаривали их на сковородке, и они становились очень вкусными. И еще у нас в Сибири распространена была жвачка из кедровой серы. Смолу, стекавшую с дерева, собирали: она очень полезна для зубов - не дает образоваться камню, и мы всегда с удовольствием ее жевали (не очень думая о камне).
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.
В книге известного публициста и журналиста В. Чередниченко рассказывается о повседневной деятельности лидера Партии регионов Виктора Януковича, который прошел путь от председателя Донецкой облгосадминистрации до главы государства. Автор показывает, как Виктор Федорович вместе с соратниками решает вопросы, во многом определяющие развитие экономики страны, будущее ее граждан; освещает проблемы, которые обсуждаются во время встреч Президента Украины с лидерами ведущих стран мира – России, США, Германии, Китая.
На всех фотографиях он выглядит всегда одинаково: гладко причесанный, в пенсне, с небольшой щеткой усиков и застывшей в уголках тонких губ презрительной улыбкой – похожий скорее на школьного учителя, нежели на палача. На протяжении всей своей жизни он демонстрировал поразительную изворотливость и дипломатическое коварство, которые позволяли делать ему карьеру. Его возвышение в Третьем рейхе не было стечением случайных обстоятельств. Гиммлер осознанно стремился стать «великим инквизитором». В данной книге речь пойдет отнюдь не о том, какие преступления совершил Гиммлер.
В этой книге нет вымысла. Все в ней основано на подлинных фактах и событиях. Рассказывая о своей жизни и своем окружении, я, естественно, описывала все так, как оно мне запомнилось и запечатлелось в моем сознании, не стремясь рассказать обо всем – это было бы невозможно, да и ненужно. Что касается объективных условий существования, отразившихся в этой книге, то каждый читатель сможет, наверно, мысленно дополнить мое скупое повествование своим собственным жизненным опытом и знанием исторических фактов.Второе издание.
Очерк этот писался в 1970-е годы, когда было еще очень мало материалов о жизни и творчестве матери Марии. В моем распоряжении было два сборника ее стихов, подаренные мне А. В. Ведерниковым (Мать Мария. Стихотворения, поэмы, мистерии. Воспоминания об аресте и лагере в Равенсбрюк. – Париж, 1947; Мать Мария. Стихи. – Париж, 1949). Журналы «Путь» и «Новый град» доставал о. Александр Мень.Я старалась проследить путь м. Марии через ее стихи и статьи. Много цитировала, может быть, сверх меры, потому что хотела дать читателю услышать как можно более живой голос м.
«История» Г. А. Калиняка – настоящая энциклопедия жизни простого советского человека. Записки рабочего ленинградского завода «Электросила» охватывают почти все время существования СССР: от Гражданской войны до горбачевской перестройки.Судьба Георгия Александровича Калиняка сложилась очень непросто: с юности она бросала его из конца в конец взбаламученной революцией державы; он голодал, бродяжничал, работал на нэпмана, пока, наконец, не занял достойное место в рядах рабочего класса завода, которому оставался верен всю жизнь.В рядах сначала 3-й дивизии народного ополчения, а затем 63-й гвардейской стрелковой дивизии он прошел войну почти с самого первого и до последнего ее дня: пережил блокаду, сражался на Невском пятачке, был четырежды ранен.Мемуары Г.