Четверть века назад. Часть 2 - [32]

Будто ушатомъ холодной воды окатилъ онъ ее; она ждала (какъ сейчасъ было у нея съ княжной) допрашиваній, «увѣщаній дружбы,» возможности еще разъ порисоваться своимъ «неисходнымъ горемъ,» — а тутъ такъ просто, холодно, «безжалостно!»…

— Конечно, князь, я понимаю, еще разъ забывая о необходимомъ «смиреніи,» колко проговорила она, — сожалѣніе съ вашей стороны можетъ простираться лишь до той минуты когда вы найдете кого-нибудь вмѣсто меня читать вамъ газеты.

Уколъ пропалъ даромъ: князь Ларіонъ слегка усмѣхнулся и отвѣчалъ съ учтивымъ наклономъ головы:

— Замѣнить васъ въ этомъ отношеніи такъ трудно что я и искать не буду.

Лина между тѣмъ, замѣтивъ Софью Ивановну, побѣжала къ ея креслу. Онѣ нѣжно поцѣловались.

— Мнѣ такъ жаль ее, бѣдную, прошептала княжна, — она идетъ съ отчаянія въ монастырь, отъ любви къ человѣку который ее не любитъ.

— Къ Сергѣю Михайловичу Гундурову, не такъ ли? досадливо договорила Софья Ивановна.

— Да совсѣмъ нѣтъ! Кто это могъ вамъ сказать? И живой румянецъ заалѣлъ мгновенно на изумленномъ лицѣ княжны.

— Она увѣрила въ этомъ вашу матушку, или та не такъ поняла, но я отъ нея слышала.

— Отъ maman? Вся краска такъ же мгновенно сбѣжала теперь съ ея щекъ. Вы уже были у нея?… Не говорите! тутъ же спѣшно промолвила Лина, — я знаю… я вижу по вашимъ глазамъ какой данъ былъ вамъ отвѣтъ…. И вы для этого теперь у дяди?…

— Я говорила съ нимъ, предупреждая дальнѣйшіе вопросы, спѣшила въ свою очередь сообщить Софья Ивановна, крѣпко пожимая въ обѣихъ своихъ похолодѣвшую руку княжны и любовно глядя въ самую глубь ея отуманенныхъ васильковыхъ глазъ, — онъ за насъ, я имъ довольна… Но, милая, я не скрываю отъ васъ, я боюсь… все это если должно быть, то не скоро… А до того терпѣть сколько?…

Лина только головой качнула, но въ движеніи этомъ Софья Ивановна прочла непоколебимое рѣшеніе…

— А здоровье, милая? тревожно зазвучалъ ея голосъ.

Черная тѣнь какъ бы легла на мигъ на черты дѣвушки…

Она подавила вздохъ, подняла глаза на окно, въ которое горячею синью отливало высокое небо, и прошептала улыбаясь:

— Богъ его дастъ если нужно…

— Лина, прощайте, я ухожу! послышался голосъ Надежды Ѳедоровны, подходившей къ нимъ съ почтительнымъ издали поклономъ Софьѣ Ивановнѣ.

— Сейчасъ, Надежда Ѳедоровна, я васъ провожу, отозвалась княжна. И наклоняясь къ Софьѣ Ивановнѣ проговорила ей на ухо:- мнѣ еще хочется поговорить съ вами; пожалуста зайдите въ первую гостиную, я ее сейчасъ провожу и приду туда.

Проходя мимо дяди, вслѣдъ за Надеждой Ѳедоровной, она пріостановилась и подала ему руку:

— Merci, oncle, сказала она только, но князь Ларіонъ безсознательно прижмурилъ глаза, какъ бы не выдержавъ сіянія взгляда, сопровождавшаго эти два слова…

На лѣстницѣ ждала Надежду Ѳедоровну готовая къ отъѣзду «образованная окружная» съ двумя сынишками своими изображавшими пажей во вчерашнемъ спектаклѣ (она отвозила ихъ въ городъ, съ тѣмъ чтобы возвратиться самой къ представленію Льва Гурыча Синичкина). Завидѣвъ свою спутницу, сопровождаемую княжной, она сочла своимъ долгомъ завздыхать и закачать головой самымъ трогательнымъ образомъ, протягивая ей съ мѣста руки, какъ бы готовясь поглотить ее въ своихъ обширныхъ объятіяхъ. Но дѣвица Травкина, какъ это часто случается, весьма склонная, какъ мы видѣли, къ утрировкѣ своихъ собственныхъ чувствъ, особенно чутко замѣчала и ненавидѣла ее въ другихъ, а потому на жестикуляцію образованной дамы отвѣчала лишь короткимъ «ѣдемте!» и первая спустилась съ лѣстницы.

Не успѣла дойти она однако до послѣдней ступеньки какъ неожиданное обстоятельство наладило ее вдругъ опять на тотъ романическій строй понятій который составлялъ какъ бы субстрактъ всего ея существа. Къ ней кинулась толпа женскихъ прислужницъ Сицкаго, между которыми, какъ заявила она заранѣе княгинѣ, раздѣлила она на прощанье всякое свое добро, и принялась со всякими возгласами и причитаніями благодарности подходить къ ней къ ручкѣ… Въ воображеніи начитаной дѣвицы тотчасъ же зарисовалась сцена прощанья Маріи Стюартъ со своими женщинами. Рябая «Lucrèce» стоявшая впереди всѣхъ, должна была натурально изображать собою вѣрную Анну Кеннеди, и она съ новымъ водопадомъ слезъ упала шляпкой на ея двухбашенную грудь…

Но это было еще не все. Покончивъ съ Кеннеди и К° и расцѣловавшись окончательно съ княжной она выходила на крыльцо, у котораго въ ожиданіи ея сидѣла уже въ своей бричкѣ «образованная» окружная, какъ вдругъ между этою бричкой и ею какъ изъ земли выросъ стройный, чернокудрый, слишкомъ хорошо знакомый ей мужской обликъ…

Онъ стоялъ спиной къ ней и своимъ свѣжимъ, беззаботнымъ голосомъ громко спрашивалъ:

— Куда это вы собрались, Катерина Ивановна?

Окружная быстро нагнулась къ нему изъ экипажа и что-то зашептала… Онъ такъ-же быстро обернулся на дверь.

Надежда Ѳедоровна ухватилась за ея ручку чтобы не упасть… Они стояли въ двухъ шагахъ другъ отъ друга…

Онъ сдѣлалъ еще шагъ къ ней, заслоняя ее высокимъ стадомъ своимъ отъ любопытныхъ глазъ сидѣвшей въ бричкѣ:

— Правда это? Вы хотите поступить въ мо… Онъ не договорилъ; голосъ его дрожалъ слегка.

О, какъ заскребло на сердцѣ у нея въ эту минуту, какія жестокія слова запросились у нея на языкъ!.. Къ счастію, она на этотъ разъ вовремя вспомнила о «смиреніи»… Къ тому же за. ея спиной, тѣснясь, стояла цѣлая женская арава, норовившая какъ бы скорѣе вылиться вслѣдъ за нею на крыльцо… Она наклонила, предъ нимъ голову, какъ дѣлаютъ это инокини съ тарелочками на церковь, и разбитымъ голосомъ проговорила: