Четверо детей и чудище - [2]

Робби понурился. Неужели папа забыл? Он сам подарил Робби первых трех зверят, еще когда приезжал к нам каждые выходные и мы ходили вместе в зоопарк.

— Не понимаю, — покачал головой папа. — Дочь дерется, а сын играет в игрушки под столом. У вас все перепуталось, дети. Придется положить вас в мешок и хорошенько перемешать. — Он пытался острить, только мы с Робби ужасно злились и нам ни капельки не было смешно.

Шлёпа смеялась над нами — конечно, к ней-то папа цепляться не станет. Нечестно. Мы знали, что папе Шлёпа тоже не нравится, но ее он не отчитывал: она ведь дочка Элис, а не его.

Сама Элис появилась, когда мы все уже позавтракали, а папа допивал вторую чашку кофе.

— Привет, пупсики.

Она впорхнула в кухню, расточая улыбки, — точь-в-точь артистка на сцене в ожидании оваций. Она не переоделась — была в тонкой ночнушке, чересчур прозрачной, — но волосы, длинные и светлые, уже успела расчесать и губы накрасила блестящей розовой помадой.

— Как замечательно, что мы все собрались вместе, — сказала она, сцепив руки.

Мы уставились на нее. Кого она обманывала? Никто из нас ей даром не нужен, даже Шлёпа, ее родная дочь. Обычно на каникулы мы приезжали по очереди: сначала мы с Робби, потом Шлёпа. Но этим летом Шлёпин папа умотал на Сейшелы — медовый месяц с новой женой, — а наша мама уехала в летнюю школу — она учится в Открытом университете. Так все мы очутились у папы в Суррее[1], чтобы изображать Счастливую Семью.

Я уже очень соскучилась по маме, хотя мы только вчера расстались. Наверняка мама тоже по нам скучала. Она даже всплакнула, когда обнимала нас на прощание. Ужасно, что мама и папа больше никогда не будут вместе как нормальная семья. Конечно, мы хотели побыть с папой на каникулах — но не с Элис же. И уж точно не со Шлёпой.

Впрочем, против малышки Моди мы не возражали.

— Здрасте, здрасте, здрасте! — сказала Моди.

Тут как тут! Прямо крошечный полисмен. Она кое-как пришаркала вслед за Элис — в пижамных штанах, бежево-розовом лифчике на шее и сандалиях на высоченном каблуке.

— Я большая взрослая тетя, — объявила она.

Она заковыляла по кухне, улыбаясь нам. На этот раз все улыбнулись в ответ, даже Шлёпа.

— Моди! — я протянула к ней руки.

Обожаю свою смешную сводную сестричку. И я, похоже, тоже ей нравлюсь — она вечно ходит за мной хвостиком, когда мы живем у папы и Элис. Но теперь же здесь Шлёпа. Она вскочила, схватила Моди и давай ее кружить. Моди, болтая каблуками в воздухе, завизжала от смеха.

— Шлёпа, осторожней. Не хватай ее так, — попросила Элис.

Шлёпа вспыхнула:

— А я и так осторожно.

— Она же еще маленькая. Опусти ее. У нее голова закружится.

Моди высвободилась из Шлёпиных рук, не переставая хихикать. Она нашла льва из зверинца Робби и решила попробовать его на вкус.

— Нельзя, Моди, это бяка! — сказал папа. Он присел рядом с ней на корточки и протянул раскрытую ладонь. — Отдай папульке.

Мы с Робби переглянулись. Мы его никогда не называли папулькой.

Моди вытащила льва изо рта, чмокнула его в кончик носа и отдала папе. Папа вытер его рукавом своей пижамы и рассмотрел поближе:

— Ничего себе, Моди его искусала!

— Можно Моди льва обратно? — с надеждой спросила Моди.

— Только не грызи его так, милая. А то зубки испортишь. — Папа, хорошенько ополоснув льва под краном, вытер его чистым кухонным полотенцем и торжественно вручил Моди: — Держи! Скажи папульке «пасипа»!

Мы с Робби и Шлёпой аж поморщились.

— Пасипа, — послушно повторила Моди. Она прекрасно могла произнести «спасибо», но папе и Элис почему-то нравилось, когда она лопочет как грудная.

— Вообще-то это мой лев, — буркнул Робби.

Он сидел рядом с Моди, пока та уминала свой персональный йогурт с покрошенным в него бананом. Лев рыскал по столу и рычал, Моди хихикала.

— Почему она не ест бутерброды и хлопья, как мы? — спросила Шлёпа, доставая из пакета очередной кусок хлеба и густо намазывая его маслом и клубничным джемом.

— Мы следим за ее питанием, чтобы она не располнела, — объяснила Элис.

Шлёпа снова покраснела. Это камень в ее огород. Она не то чтобы была прямо толстая, но с нашей последней встречи поправилась.

— Мам, ты вообще не в себе, — сказала она. — Так Моди к десяти годам анорексичкой станет. Хватит психовать из-за ее веса, она же еще маленькая.

У Элис дернулся рот. Небось сейчас начнет распекать Шлёпу, какая та толстуха. Я бочком направилась к выходу, прихватив книжку в надежде смыться. К себе нельзя — меня поселили вместе со Шлёпой, а для Робби в комнатку Моди втиснули раскладушку. Уединиться негде. Даже если закроешься в туалете, кто-нибудь непременно начнет ломиться. Жаль, фонарика нет — а то можно было бы засесть в чулане под лестницей.

— Ты куда это собралась, Рози-Шмози? — спросил папа.

Меня бросило в жар. Так меня не называли с тех пор, как я была малявкой вроде Моди. Шлёпа аж фыркнула от смеха.

Я промямлила что-то насчет почитать книжку.

— Сколько можно, родная, опять эти твои книжки! Хочешь забиться в угол и читать? Мы же так редко видимся. Давайте куда-нибудь выберемся всей семьей! — Папа радостно потер руки. — Какие будут предложения?

— «Чессингтонский мир приключений», — сказала Шлёпа. — Там классные аттракционы.