Честное скаутское - [3]

Ньюсгруппа в выходные молчала, но заголовки новых сообщений появлялись по одному в день, как витамины, которые я обещал матери принимать.

СУББОТА

Мои запасы вышли, но Личинка потащил меня с собой искать под бревнами личинки. Один он бы не пошел. Третий день идет снег. Остался еще один день. Дрова надо беречь, поэтому мы сидим в глубине расселины, прижавшись друг к другу, завернутые в космическое одеяло и вонючий балахон Личинки. Мы сидим, смотрим на снег и слушаем, как с грохотом падают куски льда, и мы разговариваем. Некоторым образом. Он машет руками и берет мои руки в свои. Он дергает меня за волоски на руках, тянет за пальцы, иногда даже шлепает по лицу. Уверен, он не понимает, что я из далекого будущего, да и как ему уловить подобную мысль? Но я понимаю, что он изгнанник. Была ссора, кто его знает, из-за чего, и его прогнали. Камешки — его приговор, это я понял, Личинка так чувствует. Каждое утро он избавляется от одного, выкидывает из нашей пещеры в снег. Его понятие о числах очень примитивное. Пять много, два, столько осталось этим утром, мало. Полагаю, когда они кончатся, он отправится «домой», но он так же одинок с двумя камнями, как и с пятью. Наверное, он не может думать вперед, а только назад. Хотя здесь холодно, как в аду, мне жаль, что назначенный час так близок. Я учусь его языку. У вещей здесь нет имен, зато есть ощущение самих вещей.

Субботу и воскресенье я провел в лаборатории, один. А что делать? Когда еще я могу остаться наедине с костями? У меня единственного имеется доступ к Арлевильской Находке, двум скелетам, НТ и ХС, обнаруженным бок о бок, что доказывает существование между ними контакта. Личинки согласуются с моими исследованиями зубов НТ. Конечно, если верить Рону, это просто выдумка. Неужели так? В воскресенье я обнаружил следующее:

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Планы изменились, хочу перенести дату захвата, пропустить один цикл. Я знаю, это не по протоколу, но у меня есть причины. Личинка отчаянно хочет избавиться от камешков и вернуться к племени. Эти создания гораздо более социальны, чем мы. Они с трудом выживают в одиночестве. Я стал лучше его понимать. Приходится много работать руками, жесты и прикосновения, и я понимаю все лучше и лучше. Не думая, а чувствуя. Все равно что глядеть боковым зрением — стоит посмотреть прямо, как все исчезает. Но если не смотреть, все здесь. Почти как сон, может быть, это и есть сон, потому что я часто проваливаюсь в дремоту. Нога заживает хорошо. У Личинки остался один камень, он счастлив, почти. Я ощущаю обратное: ужас, который охватит его, если он навеки расстанется с племенем. Мы хотим получить еще одного Иши?[1] Какая пустота. Я убежден, нам надо выбрать тяжело больного НТ. Так что начнем снова со ста сорока четырех. Опасность существует, поскольку батареи компьютера садятся. Но у меня имеется план…

Понедельник ненавистный мне день, когда я должен делить лабораторию (но не кости) с остальными. Хотя нельзя сказать, что они мне мешают. Я прокрутил ньюсгруппу, ища ежедневное послание, и обрадовался ему, как старому другу.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Получилось. Я пишу это среди гоминидов, не людей, скорчившихся (не сидящих, они стоят, лежат или опускаются на корточки, но никогда не сидят) вокруг большого дымящего костра. Я перестал волноваться, как они воспримут компьютер, они не любопытны. К тому же я пришел с Личинкой, они приняли меня без вопросов и без интереса. Может, потому что я пропах запахом Личинки. Они чаще всего молчаливо лежат или сидят на корточках, и когда один просыпается, просыпаются все или почти все. Всего их двадцать два, включая Личинку: восемь взрослых самцов, семь самок, пятеро детей, двое еще младенцы, еще есть два «старичка» неопределенного пола. Старички не особенно подвижны. НТ хватают за руки и «говорят», используя всего несколько звуков, зато множество толчков, потягиваний и жестов. Выражение их лиц такое же незамысловатое, как и речь. Они выглядят либо скучающими, либо взволнованными, ничего посередине. Едят много личинок и гнилого мяса. Они кладут гнилое мясо под бревна и скалы и приходят собирать личинок и мясных мух. По-моему, это такой вид животноводства, аппетит у меня от этого не портится. Если разобраться, все фермы одинаковы.

Все это было любопытно, но не ново. Все это могли бы написать мои коллеги по лаборатории, однако я знал, что они этого не делали. Они живут в другом мире, как люди с Шестой авеню по ту сторону стекла. Большинство из них даже не знает моего имени.

ВТОРНИК

Завтра что-то будет. Охота? Я чувствую страх и опасность, и еще много работы и много еды. Все это смутное ощущение, которое передается мне от группы в целом. Сегодня днем они подожгли ветку с сухими листьями и вдыхали дым, передавая ее по кругу. Это какой-то вид растения, помогающий НТ общаться. Конечно, он помог и мне. Из «горящего куста», мычания и протянутых рук сложилась картина (не визуальная, а эмоциональная) какого-то большого умирающего зверя. Это сложно описать. Я стараюсь не навешивать на вещи ярлыков. Как если бы я был открыт для ощущения события как такового, вместо его участников. Смерть, поражение и победа, ужас и надежда. Обволакивающее, как дым, чувство. Все это сопровождалось, я бы даже сказал, усиливалось одним из старичков (более подвижным, чем я думал!), который вертелся вокруг костра, размахивая горящей веткой. Позже я поразил детишек (их поразить проще, чем взрослых), зажарив насаженные на палочки личинки. Получилось похоже на зефир. Только есть их они не стали, за исключением одного малыша, которого я прозвал Оливером, он потом облизывал губы и улыбался мне так, словно хотел съесть меня самого. Даже у маленьких НТ свирепый вид, не имеющий ничего общего с их деликатной натурой. Мужчины (и Личинка тоже) затачивали палки и закаляли наконечники в огне. Теперь они все спят одной кучей между костром и скалой, я держусь отдельно, на что им наплевать. Я могу вынести запах Личинки, но только не всей кучи, то есть племени.