Честь рода - [23]

Вильгельм надолго замолчал, кусая тонкие губы. Удивительно, но сейчас он показался мне даже симпатичным. Мягкий свет магического шара, плавающего под потолком, сгладил острую линию его чрезмерно выступающего вперед подбородка, приглушил лихорадочный блеск светлых глаз и пламенеющие на скулах пятна румянца.

– На третий день стало очевидно: Кайру постигло то же проклятье, что и моего отца, – наконец, негромко выдохнул он. – Бедняжка была уже не в состоянии встать с постели, но по-прежнему пыталась командовать слугами. И опять ко мне в дом потянулась вереница уже знакомых мне целителей. И опять они оказались бессильны. Наутро восьмого дня я обнаружил Кайру мертвой.

В гостиной после заявления Вильгельма воцарилась долгая мучительная тишина. Я с нескрываемым испугом посмотрела на Анну, которая, если судить по ее безмятежному виду, словно не слышала всей этой истории или же не понимала серьезности произошедшей трагедии. Моя сестренка задумчиво качала ногой, то и дело улыбаясь каким-то своим мыслям. А вот Герда в отличие от нее была явно встревожена. Она обменялась со мной быстрыми взглядами и горестно поджала губы. Гилберт и Габриэль тоже радостью не светились. Приятель недовольно катал по скулам желваки и кусал губы, в то время как его невеста нервно разглаживала несуществующие складки на своем платье. Один Лукас сохранял хотя бы видимость спокойствия. Оставалось только догадываться, какие эмоции бушевали на самом деле за маской невозмутимости, застывшей у него на лице.

– Были еще смерти? – первым оборвал затянувшуюся паузу маг.

– Три, если быть точным. – Вильгельм измученно усмехнулся. – Две горничные и конюх. Слуги начали брать расчет уже после гибели Кайры. После последнего происшествия в доме остался лишь я и Брион – тот слуга, который помогал сегодня выгружать ваши вещи. К слову, именно ему пришлось везти тело конюха в здешний храм для совершения необходимых ритуальных действий, поскольку сам священник наотрез отказался пересекать порог нашего дома. Впрочем, его сложно обвинить в трусости, не правда ли? Мало бы кто на его месте отважился на такой подвиг.

– Получается, в доме бушует некая смертельная зараза, от которой нет спасения, – медленно начала я, чувствуя, как внутри все закипает от злости. – Но, несмотря на это, ты все-таки чуть ли не насильно притащил сюда меня и Анну, не говоря уж об остальных. Зачем? Решил отомстить таким образом и убить нас?

Последнюю фразу я едва ли не выкрикнула в полный голос. Наверное, еще бы немного, и я бы вскочила со своего места и надавала бы тумаков самодовольному братцу, на лице которого не было написано и тени сомнений в правильности собственного решения.

– Хлоя, – негромко обронил Лукас и искоса глянул на меня. – Успокойся.

Я несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь взять разбушевавшиеся нервы под контроль. Схватила со стола бокал вина и пригубила его, смачивая пересохшие губы. Но все же какой же гад мой братец! Я даже не представляла, что его ненависть ко мне распространяется до таких немыслимых пределов.

– У меня и в мыслях не было убивать тебя или Анну, – между тем примирительным тоном проговорил Вильгельм. – Просто чем дольше я рассуждал над всем происходящим, тем больше мне казалось, что губительный недуг, бушующий в стенах моего дома, имеет скорее магический характер. Иначе почему не заразились абсолютно все слуги? Почему не пострадал никто из целителей, которые более чем тесно общались с заболевшими? Почему, в конце концов, остались в живых я и Брион?

– Все люди разные, и здоровье у них разное, – негромко заметил Гилберт. – Вы вполне можете обладать врожденным иммунитетом к тому, что погубило вашего отца.

– Иммунитетом? – недоуменно переспросил Вильгельм, и его переносицу разломила глубокая вертикальная морщина. Видимо, это слово было ему незнакомо.

Я не сумела удержаться от ядовитой усмешки. Н-да, мой братец никогда не отличался любовью к чтению или учебе. Поэтому не удивлюсь, если он действительно не знает смысл этого слова.

– Это так называемая врожденная невосприимчивость к болезням, – снисходительно обронил Гилберт, но вдаваться в более подробные объяснения не стал, понимающе переглянувшись со мной и спрятав в уголках губ такую же улыбку превосходства.

Вильгельм заметил наш быстрый обмен взглядами. Его лицо исказила гримаса гнева, но он быстро совладал с этой вспышкой. Откинулся на спинку кресла и упрямо выставил вперед подбородок.

– Запомню на будущее, когда захочу блеснуть в обществе перед прекрасными дамами своими никому не нужными познаниями, – презрительно фыркнул он. – Но все-таки я считаю, что у болезни магический характер. Кто-то проклял этот дом!

– И при чем тут мы? – Только боги знают, чего мне стоило то спокойствие, с которым я продолжала расспросы. Больше всего мне хотелось зашипеть, словно разъяренной кошке, и вцепиться ногтями в лицо своего сводного братца, расцарапывая его в кровь. Как он мог так поступить?! Как смел он поставить под удар меня и Анну? Ладно, пожалуй, я была бы на него даже не в обиде, если бы он завлек в западню только меня. Между нами всегда царила взаимная неприязнь, порой переходящая в откровенную ненависть. Но Анна? В ее жилах ведь течет кровь рода Мюррей. Почему он так поступил с ней?