Честь имею представить - Анна Каренина - [17]

- Мне пора, уже поздно, - сказала она.

- Сперва надо ответить. Я же сказал, что я люблю тебя.

- Я из девятнадцатого века, - попробовала она пошутить, и не могу решать так, сразу.

- Тебе хорошо со мной встречаться?

- Да.

- Ты согласна быть моей?

- Разве теперь это бывает, чтобы женщина была чьей-то?

- Любовь не меняется. Это стремление к безоговорочному обладанию. Взаимному.

- Ну вот, ты сам предлагаешь нечто серьезное, что должно изменить мою жизнь, и требуешь, чтобы я ответила немедленно. Надо же подумать.

- Хорошо. Подумай.

Его теплое дыхание коснулось ее щеки. Вся замерев, она слушала это дыхание, и вновь воскресшее чувство любовной неги охватило ее. Она припала щекой к его плечу и стояла так почти не дыша - без кыслей, без воли, и могла бы так стоять вечность. Потом она подняла взгляд. Его глаза мерцали в свете ртутных фонарей, а на впадины щек легли синие тени. И тут ей представились другие глаза - черные. И темные волнистые волосы. И губы - совсем другие. "Не он! - подумала она. Это не он! Это..." Тело ее судорожно напряглось, и она с неожиданной легкостью высвободилась из объятий Игоря. Он схватил ее руку.

- Нет, - сказала она.

- Почему? - Он прижал к губам ее руку.

- Не надо.

- Ты же меня любишь! - Он снова взял ее за плечи.

- Нет.

- Неправда. Я вижу. - В интонации его голоса появились повелительные нотки.

- Просто я - женщина. А этого еще мало. - Она отстранилась от него, зачем-то сняла с плеча сумку на длинном ремне, перевесила ее на другое плечо. - Мне не нравится, как ты себя начал вести.

- Прости меня. Но я люблю тебя.

- А я про себя еще ничего не решила.

- Ты еще будешь думать?

- Да.

- А ты будешь думать обо мне?

Она улыбнулась:

- Конечно.

Он довел ее до эскалатора. Анна, ступив на движущуюся ленту, обернулась. Игорь, уже уходящий прочь, тоже обернулся. Их взгляды встретились. Тогда он подбежал к барьеру и, перегнувшись через никелированную перекладину и не обращая внимания на удивленных прохожих, крикнул:

- Я люблю тебя!

Спускаясь на эскалаторе, Анна заново переживала этот разговор. На душе защемило. Очевидно, ни в двадцатом, ни в каком другом веке невозможна простая дружба между мужчиной и женщиной. Но тут вспомнился Большой зал филармонии, и музыка, услышанная в этот вечер. Она пьянила, как разговоры о полумистической квантовой механике и кривизне пространства. Все это было пока выше того, что она могла понять.

Когда она пришла домой, Глухов по обыкновению сидел в гостиной и читал. Анна попросила разрешения поставить пластинку легкой музыки. Надо было хоть на время снять с души непосильную тяжесть современности, хоть немного отдохнуть. И сразу ее захлестнуло то грустное и теплое чувство, которое она постоянно испытывала, но которое скрывалось в ее душе, заполняемой повседневными впечатлениями. Любовь к Алексею Вронскому обрела теперь новое состояние. Это было как ровное горение никогда не тающей свечи. Вспомнилась дача, где она встречалась с Вронским. И тут же вспомнилась гостиная княгини Бетси. И вспомнились вечные заботы вечно усталой Доллн. Вспомнился Сережа, когда она с ним в детской расставляла на ковре оловянных солдатиков.

Голос Глухова пробудил ее от воспоминаний:

- Оказывается, вам нравится современная музыка?

- Что? - спросила Анна. - Музыка?

- Современная. - Глухов указал на приемник, где вертелась джазовая пластинка.

- Не такая уж современная.

- А какая - современная?

- Барток, Прокофьев...

Глухов с интересом рассматривал Анну, потом сказал:

- Пожалуй, вы правы. Легкая музыка рассчитана на мещан, а мещане боятся новаторства.

"Боже, - подумала Анна, - ведь он рассуждает совсем как Алексей Александрович".

- С кем вы были сегодня на концерте? - как-то без перехода спросил Глухов.

- Мне следует отчитаться?

- Мне позвонили и сообщили, что видели вас в филармонии с человеком, которого никто не знает в институте. Поймите меня правильно. Никто не намерен лишать вас свободы. Но я по создавшимся обстоятельствам больше других ответствен за все, что с вами может произойти.

- Я была с Игорем. Вы знаете, что я с ним встречаюсь, и знаете, при каких обстоятельствах я с ним познакомилась.

- Каковы ваши отношения?

- Он - мой единственный друг.

Глухов поднял на нее глаза:

- Вы уверены в этом?

- Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной.

- Значит, это любовь?

- Он любит меня.

- К счастью, вы не Анна Каренина, и никто не будет препятствовать вашей любви. Однако и в наше время любовь требует официальной регистрации. Нашему разводу тоже никто не будет препятствовать. Кроме меня.

- Вы не дадите мне развод?

- Не дам, пока не приду к убеждению, что вам это нужно.

- А вам не нужно? Ведь вы еще можете жениться, вам, наверное, нужна женщина, как у всех.

- Моя личность не так феноменальна. Разговор идет только о вас.

Анна несколько раз прошлась по гостиной от окна к двери и снова к окну, остановилась у приемника.

- Вы не будете возражать, если я поставлю пластинку?

Глухов поднялся:

- Мне уйти?

- Вы мне не мешаете. Останьтесь, если хотите.

Глухов остался в кресле. Анна снова поставила пластинку с модными танцевальными пьесами. И снова вспомнила, как в поезде познакомилась с матерью Вронского, - очень приятная пожилая дама. Анна тогда ей тоже понравилась. А потом? Нет, Глухов совсем не похож на Алексея Александровича. У того смысл жизни заключался в государственных делах. Анна представила себе мужа в советском обществе. Он был бы ценным служащим - прямолинейным, трудолюбивым, честным, исполнительным. А Глухов? Он уже отступил от буквы закона, совершил поступок сильный и нерациональный. Он пошел на преступление, засадив Анну в информационную камеру, чтобы отвести от нее законную кару.