Червонная дама - [2]

Все изменилось, когда она забеременела. «Залетела», как иногда выражались ее знакомые. В ее случае это дурацкое выражение неожиданно обрело буквальный смысл: она была на четвертом месяце, когда он столкнул ее с лестницы — они тогда в первый раз крупно поссорились, — и она полетела со ступенек. Он утверждал, что она его забросила. Она пыталась возражать, повторяла, что это не так, а если она больше не может заниматься с ним любовью так же часто, как раньше, то всему виной ее положение и плохое самочувствие.

Он с каждым днем делался все мрачнее и молчаливее и взял привычку исподтишка разглядывать ее живот, как будто ее беременность была какой-то отвратительной болезнью и личным выпадом против него. Тем не менее они говорили о будущем ребенке, и ей казалось, что он мечтает о нем не меньше, чем она.

Несмотря на падение с лестницы, ребенка она сохранила. Следующие несколько дней он демонстрировал раскаяние, и в конце концов она убедила себя, что это была просто случайность.

Он больше не притрагивался к ней до самых родов, но постепенно она догадалась, что он воздерживается от близости с ней не потому, что щадит ее или испытывает угрызения совести, а потому, что ему противно.

Он всегда любил выпить, но теперь, все позже возвращаясь с работы, уже не сосал мятные леденцы, чтобы забить запах спиртного. Она поняла, что его долгие исчезновения по выходным — когда она еще не ждала ребенка — объяснялись тем, что он где-то напивался. Разница заключалась в том, что он больше не считал нужным таиться.

Накануне родов он опять пропал и вернулся только через десять дней.

Он плакал и просил у нее прощения. Он сам не знал, почему ушел, помнил только свой страх. Он боялся, что она его разлюбила, что он для нее больше не существует.

Раньше она никогда не видела, чтобы он плакал. Ее это потрясло, и она решила забыть прошлые обиды. Он изменился. Он стал другим. Они долго стояли обнявшись и заливались слезами.

Немного успокоившись, он посмотрел на нее с улыбкой, и в его взгляде вспыхнул знакомый огонек.

Она еще не оправилась после родов, но это не имело значения. Какая чепуха! Главное, что они снова семья.

Он обнял ее и зарылся лицом ей в шею.

Потом отступил на шаг и с радостным изумлением потрогал ее грудь. Она была у нее красивой формы, но небольшая, а теперь увеличилась на три размера.

Ей хотелось показать ему ребенка, но что-то подсказало ей, что не надо сразу вести его в детскую. Ее беременность была для него таким шоком.

Он расстегнул на ней блузку, сунул руку за бюстгальтер и нежно погладил набухшую левую грудь, слегка зажав пальцами сосок. На его лице появилось выражение детского восторга, снова умилившее ее. Она никогда не видела его таким.

Она застонала. Он поднял ее на руки и отнес в постель. Она опять влезала в свои старые джинсы 38 размера, чем немало гордилась. Он расстегнул первую пуговицу и, резким движением сдернув ее на бедра, уткнулся носом и бородой в ее еще дряблый после родов живот, провел языком по пупку и спустился ниже. Она снова застонала, обхватила руками его голову и притянула к себе, к своему лицу. Она чувствовала такое же возбуждение, как и он.

Покрывая поцелуями его губы, щеки, нос и подбородок, она просунула руку между ним и собой, скользнула пальцами по его твердому животу, проникла за ремень брюк и обхватила его трепещущий разгоряченный член.

Теперь застонал он.

Никогда еще она не испытывала такого желания. Она резко дернула правой ногой, сбрасывая стесняющие ее джинсы, оперлась на пятки, выгнула спину и как могла широко раздвинула колени. Это был ее мужчина, и она хотела получить его всего целиком. Его ягодицы были такими твердыми, что ее пальцы соскальзывали с них. Она куснула его в шею, и в этот самый миг он одним движением вошел в нее, сразу и глубоко. Она издала хриплый крик и неистово обвилась ногами вокруг его талии.

И тут заплакал ребенок.

Она почувствовала, как лежащий на ней мужчина вздрогнул и отстранился от нее.

Она пыталась удержать его, но он высвободился и перекатился на бок.

— Иди ко мне, — сказала она. — Иди. Он просто проголодался. Ничего страшного. Он немножко подождет.

Он лежал, молча уставившись в потолок.

Она оперлась на локти и положила голову ему на живот. Его возбуждение спадало на глазах. Она взяла в руку его полуувядший член и приблизила к нему лицо, но он оттолкнул ее с такой силой, что она упала с кровати.

Он рывком поднялся, натянул штаны и вышел из комнаты, даже не оглянувшись.

В следующие несколько месяцев он начал ее бить. Сначала просто отвешивал оплеухи. Потом стал пускать в ход кулаки. Бил в живот. Бил по спине. Не хотел оставлять следов.

Ей было так стыдно, что она никому не обмолвилась об этом, даже сестре.

Один раз она попыталась уйти от него, собрала чемодан и взяла ребенка, но он догнал ее на вокзале и принудил вернуться.

— Ты уйдешь только тогда, когда я тебе разрешу. Не раньше.

Она уступила, испугавшись, что он выместит зло на ребенке.

Он избивал ее примерно раз в неделю, но больше не сделал ни единой попытки с ней переспать. Ребенок для него просто не существовал. Он не смотрел на него, никогда не брал на руки, может быть, даже не знал, как его зовут.