Черви - [114]

Шрифт
Интервал

— Часто ли избивал вас сержант Магвайр?

— Никак нет, сэр!

— Выходит, только иногда? Так сказать, от случая к случаю?

— Никак нет, сэр!

— В таком случае, рядовой, может быть, вы мне расскажете, отчего это у вас губа так распухла?

— Не понял, сэр?

Лейтенант устало вздохнул:

— Послушай-ка, сынок. Давай не будем дурачка разыгрывать, а? Ты ведь вроде неглупый парень. Да и я с тобой как со взрослым разговариваю. И оба мы, конечно, хорошо понимаем друг друга. Так сделай любезность, брось дурака валять. Согласен?

— Так точно, сэр!

— Стало быть, ты знаешь, что у тебя губа распухла?

— Так точно, сэр!

— Вот и скажи мне, что же…

— Не понимаю, сэр?

Лейтенант окончательно потерял терпение. Он бегал взад и вперед по предбаннику, каждый раз задевая стул. Уэйту казалось, что офицер прилагает отчаянные усилия, чтобы не сорваться и не наорать на этого безмозглого и нахального новобранца, трусливого, невоспитанного червяка, годного, разумеется, как и вся эта мерзкая порода, только на то, чтобы безропотно таскать винтовку и, как кукла в руках чревовещателя, выкрикивать примитивные ответы.

«Интересно, — проскакивало время от времени в мозгу у Уэйта, — сколько все-таки выдержит этот надраенный и лощеный хлюпик, на сколько хватит еще его фальшивого дружелюбия перед лицом дурацкой и необъяснимой тупости солдат с их стереотипными ответами? Может быть, до обеда? А затем уж он обязательно лопнет от злобы, начнет орать и размахивать у них перед носом своим револьверчиком с перламутровой ручкой. Вот уж поистине кукла голливудская. Приволок свою дурацкую пукалку и мнит невесть что».

— Так что же у тебя все-таки с губой? — лейтенант явно терял терпение.

— Укусила меня, сэр…

Офицер удивленно поднял брови…

— …песчаная муха. Вот она и распухла… Я хочу сказать, губа, сэр…

— А сержант Магвайр или сержант Мидберри, стало быть, тебя не били? Ни разу даже пальцем не тронули, так, что ли?

— Ни разу, сэр!

— Как же это так получается?

— Не могу знать, сэр!

— Выходит, ты просто счастливчик. Везучий такой, верно?

— Не понял, сэр?

— Ну, что тебя сержанты за все время ни разу не избили… Других-то ведь, поди, лупили, и, надо думать, не раз? Как?

— Не могу знать, сэр!

— Да будет тебе, сынок. Ну что ты заладил одно и то же? Мы ведь договорились быть откровенными, верно? Чего нам вокруг да около ходить? Давай разговаривать просто так, как два культурных человека. Тем более, что ты ведь даже…

— Так точно, сэр!

Лейтенант от неожиданности даже поперхнулся…

— Я хотел сказать, что ты ведь даже командир отделения. Третьего, если не ошибаюсь?

— Так точно, сэр!

— Вот видишь. Я немного уже знаком с вашим взводом. Во всяком случае, знаю больше, чем ты думаешь. Знаю, например, что ты хороший солдат, добросовестно служишь и даже вот получил повышение, стал командиром отделения. Из бестолковой куклы или там живого манекена командиров, поди, не делают. Как считаешь, рядовой?

Уэйт, как мог, изобразил на лице полнейшее недоумение и растерянность перед таким предположением…

— Стало быть, выходит, что ты не разгильдяй там какой-нибудь, не тупица, в общем, не из тех, кого только и надо подтягивать или наказывать. И насколько мне известно, во взводе вашем большинство таких. Хотя есть и явные тупицы. Но их у вас не так уж много. Я слыхал, что такие, как ты, настоящие парни, их недоразвитыми зовете. Им, поди, от сержантов здорово влетает, верно?

— Недоделанными, сэр, — позволил себе перебить офицера Уэйт. — Это мы их так зовем. Не недоразвитыми, а недоделанными, с вашего позволения, сэр! Недоделанными. Потому, как сами ничего толком сделать не могут. Недоделанные и есть, совершенно верно, сэр!

— Вот-вот… Верно… — Лейтенант был в явном замешательстве. Однако взял себя в руки и даже выдавил что-то вроде улыбки. — Вот я и говорю — этим-то от сержантов, поди, здорово достается? Лупят они их?

— Кого, сэр? Недоделанных, что ли?

— Да, да. Их самых. Этих вот недоделанных, как ты говоришь. Их-то уж сержант Магвайр, надо думать, лупцует почем зря?

— Никак нет, сэр!

— Так уж никак нет?

— Так точно, сэр! Никак нет!

— Это почему же?

Уэйт еле сдерживался, чтобы не рассмеяться…

— Да потому, что не положено, сэр. Никак нельзя. Устав же запрещает бить солдат. Правда ведь, сэр?

Игра в дурачка продолжалась на протяжении всего допроса. И в конце концов лейтенант был вынужден сдаться. Он приказал Уэйту убираться вон и позвал следующего. Солдат четко повернулся и вышел, передав стоявшему у дверей Адамчику, что теперь его черед. Да только, мол, пусть не спешит, постоит у двери. Когда лейтенанту станет невтерпеж, он покричит.

Теперь, придя в предбаник, он пытался понять, зачем ему все-таки надо было ломать комедию, издеваться над следователем. Ведь мог же, не валяя дурака, просто отвечать одно только «Никак нет, сэр», и этого было бы вполне достаточно. Выходит, этого ему было мало. Сейчас он даже испытывал какое-то удовлетворение от того, что столь успешно сыграл свою роль. Вон как лейтенант покрутился с ним, с каким трудом сдерживал свое отчаяние из-за того, что так и не смог найти общий язык с каким-то придурковатым новобранцем. Уэйту показалось, что вроде бы даже на душе у него сейчас было не так горько, как утром, нет того отвращения, которое он испытывал к себе за все свои неудачи.


Рекомендуем почитать
Запрещено для детей. Пятый номер

Харт Крейн (стихи), статья о Харте Крейне в исполнении Вуйцика, Владислав Себыла (стихи), классика прозы «Как опасно предаваться честолюбивым снам», 10 советов сценаристам от Тихона Корнева, рубрика-угадайка о поэзии, рубрика «Угадай Графомана по рецензии».


Глемба

Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.


По волнам жизни

В социально-психологическом романе известного албанского писателя Ведата Коконы дана панорама жизни албанского общества 30—40-х годов XX века: духовные поиски разночинной албанской интеллигенции, ее сближение с коммунистическим движением, включение в активную борьбу с феодально-монархическим режимом и фашистскими оккупантами.


Восемнадцать дней

В сборник включены рассказы пятнадцати писателей Социалистической Республики Румынии, вышедшие за последние годы. Тематика сборника весьма разнообразна, но в центре ее всегда стоит человек с его переживаниями и раздумьями, сомнениями и поступками.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


В тени алтарей

Роман В. Миколайтиса-Путинаса (1893–1967) «В тени алтарей» впервые был опубликован в Литве в 1933 году. В нем изображаются глубокие конфликты, возникающие между естественной природой человека и теми ограничениями, которых требует духовный сан, между свободой поэтического творчества и обязанностью ксендза.Главный герой романа — Людас Васарис — является носителем идеи протеста против законов церкви, сковывающих свободное и всестороннее развитие и проявление личности и таланта. Роман захватывает читателя своей психологической глубиной, сердечностью, драматической напряженностью.«В тени алтарей» считают лучшим психологическим романом в литовской литературе.