Червемир - [3]

— Это что-то новенькое, — сказал я. — О чем же вы допускали мысль?

— По наиболее распространенной теории, наш мир имеет псевдоповерхность, некоторые еще называют ее воображаемой поверхностью. С математической точки зрения, псевдоповерхность имеет полное право на существование, совершенно независящее от того, существует ли на самом деле так называемая «истинная». И для некоторых математических функций она просто необходима.

— Я что-то не вижу разницы между твоими «псевдо» и «истинной» поверхностями, — сказал я. — Ты же просто жонглируешь красивыми терминами, обозначающими одно и то же.

— Ни в коей мере. Термин «псевдо» как раз указывает на абстрактность явления.

— Да что за чертовщину ты несешь?

— Дитя, псевдоповерхность абстрактна, потому что ты не можешь исследовать ее эмпирическим путем. Любой твой эксперимент в этом направлении закончится гибелью, как только ты пробьешь эту неисповедимую псевдоповерхность насквозь. Если ты, конечно, вообще понимаешь, о чем я говорю.

Во время этой речи вибрации Клауса звучали помпезно и выспренне. Сам себя он называет Трансцендентальным Прагматиком. А я думаю, что он просто демагог. Иногда мне кажется, что, когда Клаус начинает воздвигать храм своих постулатов, краеугольным камнем ему служит «ничто». О тех, кто предпочитает форму содержанию, у нас говорят: «Он себе туннель языком выроет».

Итак, Клаус представляет собой довольно известный тип философа. Но если даже он не способен принять мое предположение как постулат, так чего же ждать от остальных? Кроме тех, конечно, кто верит всему подряд, но вряд ли мне будет интересно общаться с ними.

— Да ты просто уперся и не хочешь обсуждать мою гипотезу, — сказал я. Концепция поверхности нам необходима! Ради Червегоспода, червяче, оглянись мы проводим всю жизнь, роя туннели, а ты хочешь доказать мне, что это лишь иллюзия!

— А ты когда-нибудь видел поверхность туннеля? — холодно провибрировал Клаус.

— Ну хорошо, снаружи не видел. Любой знает, что, случайно пробив стенку, мы погибаем. Но также любой знает и то, что если он лежит в туннеле, то этот туннель имеет поверхность.

— О да! Слыхали. «Пока червь червоточит, мир не перевернется». Расхожие сентенции! — продолжал Клаус в своей раздражающей манере. — Мы можем навоображать себе все, что угодно, но пока над практическими доказательствами преобладают косвенные, суть вопроса определить со всей достоверностью невозможно. «Да, я согласен, некоторые из этих косвенных доводов имеют достаточно прочную основу» — как сказал один философ, когда врезался в грань кристалла, которого, по его теории, не существовало.

Я послал ему короткую серию благодарственных вибраций — эту шутку я уже слышал, и не раз!

— Ну хорошо, оставим на минутку истину в стороне, — продолжал Клаус, — и примем как постулат, что неопределимая псевдоповерхность все же где-то имеет реальное воплощение. Ты хочешь, чтобы я представил себе, что во Вселенной существуют объекты, которые можно измерить. Очень хорошо. Это не так сложно вообразить. Но ведь ты требуешь, чтобы я добавил к этому твердых трехмерных существ, живущих на поверхности своей планеты.

— Да, такова моя конструкция.

— Пусть так, — коротко ответил Клаус, но в его вибрациях сквозили иронические обертоны. — Пусть так. Но тогда это очень странные существа. Ты поставил их в условия, в которые попадает червь, пробив поверхность. Причем не на мгновение, которого нам с тобой хватило бы, чтобы погибнуть, а на всю жизнь.

— А почему бы нам не ввести специально для них закон природы? — предложил я.

— Но зачем? — спросил Клаус. — Любая гипотеза должна совмещать в себе занимательность с поучительностью. К чему создавать беспочвенную фантазию, отрицающую весь наш жизненный опыт? Твои гипотетические поверхностные существа, мой мальчик, живут по законам крайне капризным, фривольным и неприятным для любого существа во Вселенной.

Я отвибрировал пожатием плеч:

— О'кей, Клаус. Оставим это.

— Уж слишком странным должно быть существо, живущее на поверхности сфероида, — с высокомерным удовлетворением ответил он, — и оно, и законы, которые им управляют.

Я поспешил удалиться. Пусть себе вибрирует в одиночку, если уж он по рассеянности впал в спиральное повторение.

Теперь ты видишь, чего можно ожидать даже от самых просвещенных червей. Думаю, мне все же придется сохранять наше с тобой общение в тайне от всех. Ну, может, разве что расскажу Джилл. Это моя девушка. Конечно, мы еще только приглядываемся друг к другу и до сих пор невзаимопоглотились. Ах ну да, если бы это уже произошло, то ты бы этого не знал, ведь меня бы уже не было!

Не могу думать ни о чем, кроме того, что ты сообщил мне в последний раз. Я попытался создать себе твой зрительный образ: ты весело ползаешь вокруг своего «сфероида неправильной (сплющенной на полюсах), но до скуки постоянной формы» — как ты его сам назвал. Я наслаждался, дразня себя заманчивыми видениями твоего удивительного мира — места, где разумные существа не только могут позволить себе двигаться по поверхности сферы, да еще и видя куда — если бы только это! — но, мало того (чудо из чудес!), вы можете позволить себе вступать друг с другом в физический контакт без обязательного взаимного смерть/разрушения.