Чертовка. Роман в мессенджере - [15]

Не скрою, я вначале радовался, что нашел скромную девушку, из молдавской деревне. Это вселяло в меня уверенность, что она соответствует моему уровню доходов, который я никогда не преувеличивал. Однако очень быстро ее аппетиты росли, и я уже едва поспевал за запросами. Сумма, которую мы оговорили вначале, выросла в разы.

– Рина, я не олигарх. Давай, как договорились, даю тебе на траты столько-то. И только если какие-то экстренные проблемы, болезни, будем их решать

– Да, разумеется, милый

– И я даю только на тебя. А всем третьим лицам, подарки, долги и тд – это уж ты сама

– Будешь немножко работать, этого на все хватит

– Если у мужчины есть девушка, он должен решать ее проблемы

– Какие бы они ни были

– Так что не отлынивай!

– Ты такая энергичная, напористая, настоящая хищница, пантера

– Моя жена мне на днях говорила о молодых-девушках хищницах, которые на все способны, чтобы вытащить деньги из мужчин

– Я не хищница, а вампир

– Да, у тебя же аккаунт в Инсте – со словом вампир

– Когда я работала в баре, была жгучей брюнеткой с контрастной косметикой

– Вот оттуда пошло

Болезни и проблемы посыпались как из рога изобилия. Но главный дар я сделал сам. Поскольку Рина мучалась с молдавским паспортом и постоянной проблемой регистрации, встал вопрос о русском паспорте. Это можно, как всегда, вопрос в деньгах, и не малых. Решили оформить как ее долг. Деньги я ей дал, уверенный, что они пойдут на оформление российского гражданства.

Прага

С паспортом и регистрацией все получилось. Мы в Праге!

Нет! Сначала в аэропорту.

Рина решительно направилась в Дьютифри. Так, мне вот это, вот это и вот это – продавщице. Мои глаза расширились. Лихо забирает! От скромницы месяц назад остались одни воспоминания. Гонор и напор – не остановить! Сели в баре. Слушай, говорю твердо: у нас два пути. По одному – ты идешь сама, прилетаешь в Прагу и проводишь время по своему усмотрению. По второму – мы едем вместе и ты будешь слушаться. Выбирай сама. Твой бюджет такой-то. Ты уже его наполовину израсходовала.

Посмотрела так искоса. Присмирела.

В Праге было хорошо! Повезло с погодой. Посмотрели Карлов мост, Собор св. Витта. Погуляли, покушали. Раздражало, что утром снова было ее не добудиться! Выходить из отеля приходилось уже ближе к полудню. И завтракать в одиночку. Что за режим?

Встретили русских, которые попрошайничали. Они честно просили на выпивку. Ее это очень позабавило! Дала им евро. Впрочем, она никогда не пропускает попрошаек. Если кто-то просит, вывернет всю сумочку, найдет, что дать.

– Не боишься, что все это бутафория?

– В смысле?

– Что наебывают?

– Не боюсь

– А если тебе самому придется вот так встать?

– Пусть и обманывают, все равно надо давать.

Чтобы она откликнулась на чужое горе, не надо долго упрашивать. Она уже вся горит им и помогает! Но можно страдать рядом, она едва ли она поинтересуется и заметит. Чуткое сердце к дальнему, но не ближнему. Эмоционально легко реагирует и вовлекается, но если это что-то постоянное, не эмоциональное, просто этого не замечает. Как у истинного нарцисса, для нее существует только свое я. Остальные – сопровождающие.

Она очень мало расспрашивала обо мне. А когда я рассказывал о путешествиях, о встречах, о жизненных поворотах, легко это пропускала мимо ушей.

Я старался найти самые стильные красивые места стиля Ар Нуво. Был несколько раз в Праге, но давно. Нельзя было пройти мимо старого центрального Телеграфа, где сейчас дорогой ресторан. В нем мы и посидели.

– У тебя в жизни все просто. Я меньше тебя жила, но получила в десять раз больше испытаний.

– Ну что ты считаешь испытанием?

– Потеряла отца.

– Часто виню себя.

– Когда ему было плохо, я занималась своими проблемами.

– Рак? Но он же был неизлечим?

– Слишком поздно обнаружили. Уже пошли метастазы, 4 стадии. Он ужасно исхудал. Прошел химию. Но потом пошло на поправку. И выглядел уже неплохо. Мне кажется, он бы восстановился. Но в это время умерла бабушка. И это его окончательно подкосило.

Больше всего меня трогало, как она любила маму. Тут действительно, ни настроение, ни болезнь не могли сменить настроения и тона, как она говорила о матери. Она вся дрожала, когда ждала поездки домой. Очень гордилась своей семьей. Рина принадлежала к той категории людей, которая умрет за своих, но для которой не существуют чужие. За тех, кого она любит, можно было только порадоваться. Она начинала сиять, когда говорила о них.

– Сестра у меня знает четыре языка. Она работала редактором, жила в Турции.

– Она тоже матерится в разговоре с тобой?

– Она вообще не материться. Очень образованная и приличная.

– Одна ты такая оторва?

– Да, я одна такая в семье. Ни на кого не похожа.

Мы проходили вдоль речки Чертовки, слушали легенду о дочери мельника, которую звали Чертовка и которая никому в округе не давала проходу.

– Вот я такая Чертовка!)

– А брат твой?

– Брат трудяга! Он пашет без выходных, кормит семью.

– Если он в Питере, почему ты не поселилась с ним рядом? Была бы взаимоподдержка.

– Нет, Питер – не мой город. И вместе бы мы не ужились.

Между тем, мы пили по второму бокалу вина. Я обратил внимание, что вино в этом заведении безоблачно дорогое. Но рассчитывал, что мы ограничимся по бокалу.