Чертова дюжина страшилок - [2]

Шрифт
Интервал

Сейчас мы, будучи детьми, играли бы в «Хроники Нарнии». А в нашем безоблачном детстве мы играли в партизан и фашистов. Конечно, мы были молодогвардейцами, а здание городской милиции — фашисткой комендатурой. Иногда там слышались крики, топот ног и даже выстрелы. Это означало, что кто-то сбежал из милиции. Было неясно кто: арестованные или милиционеры. Беглеца практически нельзя было поймать, когда он убегал через огороды. Но наш забор оставался неприступным для побегов.

В тёплый летний вечер опять раздались хлопки, шум, крики. Бабушка, мелко крестясь, загнала меня и брата в дом, от греха подальше.

Наступило утро. Петух противным голосом, скрипучим, как несмазанный вороток колодца, известил о рассвете. Во дворе было тихо, не повизгивали собаки, не гремели цепями, не гомонили куры, не взлетали голуби, не били крыльями. И только горестная горлинка с большого ореха оплакивала чью-то несчастную судьбу. Утро казалось необычно тревожным. Не хватало жизни.

— Сдохли усе, сдохли усе, перемерли, — донёсся со двора плачущий голос бабушки.

Куры во главе с петухом валялись в курятнике. Расслабленные позы, безвольные гребни. Молодой петушок, пропевший побудку, повис на заборе вниз головой. Невдалеке голуби кверху лапами. Даже три соседские ондатры за забором валялись странной кучей, похожей на мокрую зимнюю шапку. Две дворовые злые собаки без признаков жизни тут же, у входа в подвал. Третья собака сгинула вообще со двора.

Глядя на встревоженных взрослых, мы с братом заревели во весь голос. Бабушка взяла папино ружьё и ушла в обход усадьбы. За ружьё бабушка бралась редко — когда папа был в рейсе и при чрезвычайных обстоятельствах.

Калитка на улицу оказалась закрытой изнутри на все запоры, никто не входил и не выходил. Бабушка дошла до подвала, спустилась. Подвал был громадный, двухуровневый. Стоял на отшибе вместе с хозяйственными постройками. Он всегда был полон припасов и запасов. Как говорил папа: «Сытно, сухо, тепло. Можно и нашествие инопланетян пережить».

В подвале лежал недвижимый человек.

— Покойник, — вздохнула бабушка и ткнула в него ружьём. Покойник лягнул ногой, мотнул головой и что-то невнятно пробормотал.

— Что сказал покойник? — спросила подошедшая мама.

Покойник требовал опохмелиться. Рядом стояла осушенная двадцатилитровая бутыль вина, аккуратно заткнутая кукурузным початком.

Покойник оказался знакомым цыганом Валетом. Его опознали все собравшиеся вокруг тела. Валет торговал на рынке цепями, вилами, лопатами. И говорили, был вором-карманником. В этот вечер Валет сбежал из милиции, как-то перебравшись через «берлинскую стену». И нашёл приют в нашем гостеприимном подвале.

Виноградом с забродившего вина он угостил кур, чтобы они не подняли переполох, когда он собирал яйца для ужина. Перепало и голубям, и даже соседским ондатрам, которые всегда подсматривали через сетку. Собаки цыгана не тронули. Видно, унюхали его широкую цыганскую хлебосольную душу. Он накормил их окороком, хранившимся в подвале, напоил их чачей. Это был пир на весь мир. Третья собака нашлась тут же, спала в обнимку с беглецом, а рядом на бочке с капустой лежал объевшийся пьяный кот, опустив хвост в рассол.

Бабушка всех отходила метёлкой, да так, что беглец сам рванул обратно в милицию. «Берлинская стена» опять не устояла перед цыганским напором и пропустила его назад, в объятия добрых милиционеров.

Мы больше не играли в молодогвардейцев. Теперь мы играли в пьяных собак, кур, кота и беглеца. Вернее, играли в Валета, который был неуловимым мстителем. Милиция была штабом, младший брат — пьяной собакой, мелкота на улице — пьяными курами, а я — неуловимым цыганом. И когда к папе заходили приятели, он кричал бабушке: «Что тебе сказал покойник? Дай нам опохмелиться!».

И всем было смешно и весело, особенно когда вспоминали всеобщее похмелье. Куры повыклёвывали друг у друга перья, петухи дрались так, что от гребешков остались одни лохмотья, а собаки стали ласковыми котятами.

— Пьянству — бой, — подвела итог бабушка.

Страшилка третья. Собака Баскервилей

Стечение случайных обстоятельств,

Дорогу изменяющих отлого, —

Одно из чрезвычайных доказательств

Наличия играющего Бога.

И. Губерман «Гарики на каждый день»

Папа трогательно по-мужски дружил с моим крёстным отцом Иваном. Когда он работал водителем пассажирского автобуса, дядя Ваня был его напарником. А партнерство для мужчин — это нечто большее, чем просто дружба или близкие родственные отношения.

Друзья одинаково стриглись под полубокс, носили одинаковые трикотажные «бобочки», вельветовые «румбы» и парусиновые туфли. Любили сигареты одной марки — «Беломор» — и имели общие увлечения — сторожевых собак и поросят.

Друзья никогда не ссорились, за исключением одного-единственного раза. И этот «единственный раз» чуть было не разрушил настоящую крепкую мужскую и человеческую дружбу. Стечение случайных обстоятельств…

На какой-то семейный праздник оба приняли на грудь домашней чачи, а затем и вина последнего урожая. И вот, после употребления нескольких литров нектара, настала очередь задушевных бесед и маленького хвастовства.

У нас на подворье, «во двору», как говорила бабушка, всегда было много животных — куры, утки, поросята, собаки всех пород и всех мастей. И конечно же, сторожевые собаки — папина гордость и отрада.


Рекомендуем почитать
Соло для одного

«Автор объединил несколько произведений под одной обложкой, украсив ее замечательной собственной фотоработой, и дал название всей книге по самому значащему для него — „Соло для одного“. Соло — это что-то отдельно исполненное, а для одного — вероятно, для сына, которому посвящается, или для друга, многолетняя переписка с которым легла в основу задуманного? Может быть, замысел прост. Автор как бы просто взял и опубликовал с небольшими комментариями то, что давно лежало в тумбочке. Помните, у Окуджавы: „Дайте выплеснуть слова, что давно лежат в копилке…“ Но, раскрыв книгу, я понимаю, что Валерий Верхоглядов исполнил свое соло для каждого из многих других читателей, неравнодушных к таинству литературного творчества.


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Двенадцать листов дневника

Погода во всём мире сошла с ума. То ли потому, что учёные свой коллайдер не в ту сторону закрутили, то ли это злые происки инопланетян, а может, прав сосед Павел, и это просто конец света. А впрочем какая разница, когда у меня на всю историю двенадцать листов дневника и не так уж много шансов выжить.


В погоне за праздником

Старость, в сущности, ничем не отличается от детства: все вокруг лучше тебя знают, что тебе можно и чего нельзя, и всё запрещают. Вот только в детстве кажется, что впереди один долгий и бесконечный праздник, а в старости ты отлично представляешь, что там впереди… и решаешь этот праздник устроить себе самостоятельно. О чем мечтают дети? О Диснейленде? Прекрасно! Едем в Диснейленд. Примерно так рассуждают супруги Джон и Элла. Позади прекрасная жизнь вдвоем длиной в шестьдесят лет. И вот им уже за восемьдесят, и все хорошее осталось в прошлом.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.


Изменившийся человек

Франсин Проуз (1947), одна из самых известных американских писательниц, автор более двух десятков книг — романов, сборников рассказов, книг для детей и юношества, эссе, биографий. В романе «Изменившийся человек» Франсин Проуз ищет ответа на один из самых насущных для нашего времени вопросов: что заставляет людей примыкать к неонацистским организациям и что может побудить их порвать с такими движениями. Герой романа Винсент Нолан в трудную минуту жизни примыкает к неонацистам, но, осознав, что их путь ведет в тупик, является в благотворительный фонд «Всемирная вахта братства» и с ходу заявляет, что его цель «Помочь спасать таких людей, как я, чтобы он не стали такими людьми, как я».