Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [44]
Вернулся рыцарь к родному очагу и заключил в объятия тех, кто спас ему жизнь. Его братья по оружию шумно веселились, видя его рядом с собой и полагая, что настал час идти на новые битвы; но душа рыцаря была полна глубокой и странной печали, и ни родительская любовь, ни старания друзей не могли развеять ее.
Во время плена ему довелось увидеть дочь мавританского начальника крепости, о красоте которой он уже знал по слухам, но когда он увидел ее воочию, то нашел ее красоту настолько выше своего представления о ней, что не смог устоять пред ее чарами и отчаянно влюбился в, увы, недосягаемую для него девушку.
Целые месяцы рыцарь строил самые смелые и безумные планы, пока наконец не объединил братьев по оружию и не напал на крепость, которая оберегала объект его страстной любви.
Поначалу все думали, что рыцарем движет только желание отомстить за то, что он претерпел, закованный в кандалы; но после того, как крепость была взята, уже ни от кого не скрылась истинная причина отважной атаки, в которой погибло столько добрых христиан.
Рыцарь, опьяненный любовью, которую он в конце концов сумел зажечь в сердце прекрасной мавританки, не обращал внимания на советы друзей, не задумывался над пересудами и жалобами солдат. И те и другие призывали его поскорее оставить стены крепости, на которую, несомненно, должны были напасть мавры.
Так и случилось на самом деле: начальник крепости созвал воинов с пограничных земель, и однажды утром страж, стоявший в дозоре на башне, прибежал сообщить влюбленным, что по всей долине движется тьма воинов и что это, без сомнения, мавры, собирающиеся напасть на замок.
Дочь начальника крепости, услышав это, смертельно побледнела, а рыцарь потребовал свое оружие, и всё в крепости пришло в движение. Военачальники стали отдавать приказы, опустили подъемные решетки, подняли висячий мост, арбалетчики увенчали зубцы стен.
Через несколько часов начался штурм.
Замок справедливо назывался неприступным. Только столь неожиданно, как овладели им христиане, и можно было его взять снова.
Мавры, увидев бессмысленность штурма, решили плотно окружить крепость, чтобы — под угрозой голода — заставить ее защитников сдаться.
Голод действительно нанес христианам страшный урон; но все понимали: если замок будет сдан, то ценой спасения их жизней станет голова их предводителя, — и никто не пожелал предать его.
Потеряв терпение, мавры решились на новый штурм — ночью. Атака была яростной, защита отчаянной, битва ужасной. Во время сражения мавританский начальник крепости, с рассеченным от удара секирой лбом, замертво упал со стены в ров, и в ту же самую минуту рыцарь получил смертельную рану в дозорной башне.
Но вот христиане начали отступать. Тогда прекрасная мавританка склонилась над своим возлюбленным и, подняв его на руки — с силой, которую ей придали отчаяние и опасность, — понесла в оружейный двор. Там она нажала на потаенную пружину и, когда камень, словно его кто-то вытолкнул, поднялся, исчезла со своей драгоценной ношей в проеме подземелья и стала спускаться все ниже и ниже.
Рыцарь пришел в себя, оглядел все вокруг блуждающим взглядом и попросил воды:
— Пить! Пить! Умираю!
Он бредил, и в бреду, предвестнике смерти, с его уст срывались только эти жалобные слова:
— Пить! Горю! Воды!
Мавританка знала, что подземелье выходит в долину, к реке. И сама долина, и все скалы вокруг были полны мавританских солдат — они, дабы утолить жажду мести, повсюду искали рыцаря и его возлюбленную. Но впрочем, мавританка ни на мгновение не заколебалась и, взяв шлем умирающего, скользнула тенью среди кустов, что росли у входа в пещеру.
Она уже набрала воды из реки, уже собиралась вернуться к любимому, но тут просвистела стрела.
Мавританский воин, что нес дежурство у крепости, выстрелил из лука в том направлении, откуда ему послышался шорох раздвигаемых веток.
Смертельно раненная мавританка все же смогла добраться до пещеры. Увидев ее в крови, умирающую, рыцарь обрел разум и, признав свой великий грех, за который сейчас он так жестоко расплачивался, обратил свой взор к небу. Он взял воду, которую принесла ему возлюбленная, и спросил ее:
— Хочешь стать христианкой? Хочешь умереть в моей вере и, если я спасу свою душу, хочешь спастись со мной?
Лежавшая на земле мавританка едва заметно кивнула, и рыцарь, взывая к милости Всемогущего, пролил ей на голову крестильную воду.
На следующий день один из мавританских солдат увидел следы крови на берегу реки, по ним он дошел до пещеры, где увидел мертвых: рыцаря и его возлюбленную.
С тех самых пор рыцарь и его возлюбленная бродят ночами по окрестным местам.
MISERERE[62]
(Наваррская легенда)
(перевод Е. Бекетовой)
Несколько месяцев назад, осматривая знаменитое Фитероское аббатство[63] и разбирая книги в его заброшенной библиотеке, я нашел в одном из углов две-три довольно старые нотные тетради, покрытые пылью и уже немного обглоданные мышами.
Это было Miserere.
Я не учился музыке, но так люблю ее, что, даже ничего не понимая, беру иногда партитуру какой-нибудь оперы и провожу свободные часы, перелистывая страницы, рассматривая группы скученных нот, линии, полукруги, треугольники и знаки, похожие на запятые, которые называются ключами, — и все это ровно ничего не смысля, без малейшей пользы для себя.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.