Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [40]
Только кончил певец последнюю строфу, граф быстро протиснулся к нему сквозь густую толпу любопытных, почтительно расступившихся перед ним, схватил его за руку и спросил тихо и взволнованно:
— Откуда ты?
— Из Сории,[52] — ответил тот, нимало не смущаясь.
— А где ты выучился этой песне? Про кого она? — продолжал граф, все более волнуясь.
— Сеньор, — отвечал незнакомец, устремляя на графа невозмутимый пристальный взгляд, — этот романс поют жители селения Гомара и сложили его про одну несчастную, смертельно оскорбленную могущественным вельможей. Верно, так уж судило праведное небо, что из могилы и поныне видна ее рука, на которую возлюбленный надел кольцо — в залог обещания. Может быть, вы знаете, кому следует его исполнить.
Недавно в жалком селеньице, близ дороги, ведущей в Гомару, видел я место, где, как уверяют, произошла странная церемония женитьбы графа.
Рассказывают, что он преклонил колена на смиренной могиле, вложил свою руку в руку Маргариты и священник, специально присланный папой, благословил этот мрачный союз; тогда чары рассеялись, и мертвая рука скрылась навеки под землей.
У подножия старых могучих деревьев зеленее дерн; каждой весной он покрывается цветами. Окрестные жители говорят, что там похоронена Маргарита.
ГОРА ПРИЗРАКОВ
(Сорийская легенда)
(перевод Ю. Шашкова)
В ночь перед Днем поминовения всех усопших меня разбудили колокола, их монотонный, казавшийся вечным звон напомнил мне историю, которую я недавно услышал в Сории.[53]
Я попытался заснуть снова, но не получилось. Воображение понесло как конь в галопе — бесполезно было натягивать поводья. Прошло немного времени, и я решил записать эту историю, что и сделал.
Вряд ли она произведет впечатление на читателя «Эль Контемпоранео»,[54] если он возьмется за нее после обеда, покуривая сигару. Я слышал эту историю там, где она происходила, и, когда писал ее, нередко оглядывался со страхом на стекла балкона, дрожавшие под холодным ночным ветром.
Как бы то ни было, вот она, перед вами.
— Возьмите на поводки собак, трубите в рога, пусть охотники собираются, мы возвращаемся в город. Скоро стемнеет, сегодня День Всех Святых,[55] завтра День поминовения усопших, а мы на Горе Призраков…
— Мы возвращаемся так скоро?
— Будь это в другой день, мы бы обязательно покончили со стаей волков, которых выгнал из логова холодный ветер с Монкайо,[56] однако сегодня это невозможно. Скоро прозвучит молитва тамплиеров,[57] и души покойников зазвонят в колокол часовни на горе.
— Вот в той разрушенной часовне? Ты что, хочешь напугать меня?
— Нет, красавица-кузина, но ты ведь не знаешь, чего только не бывает в нашей стране, ты приехала сюда издалека — всего лишь год тому назад. Придержи свою кобылицу, перейдем на шаг, и я дорогой расскажу тебе одну историю.
Пажи весело и шумно сбились стайкой, графы Борхес и де Алькудьель сели на великолепных коней и последовали за своими детьми, Беатрис и Алонсо, которые ехали впереди, несколько отдалившись от остальных.
Дорогой Алонсо рассказал своей кузине то, что обещал:
— Эта гора, которую ныне называют Горой Призраков, принадлежала тамплиерам. Их монастырь был вон там, на берегу реки. Тамплиеры были воинами, давшими монашеский обет. Когда Сорию отвоевали у мавров,[58] король пригласил их из дальних земель, чтобы защищать город и мост. Этим он очень обидел рыцарей Кастилии, которые говорили, что если они сами смогли завоевать эту землю, то сами могли бы и защитить ее. Между ними и членами нового могущественного ордена возникла неприязнь, а затем и вражда. Да, тамплиерам принадлежала вся эта гора, где они держали для своих нужд и удовольствий охотничьи угодья. Несмотря на категорический запрет монахов со шпорами (так они прозвали тамплиеров), местные рыцари решили устроить, здесь большую облаву на диких зверей. Итак, вызов был брошен, и никто и ничто не остановило одних, желающих поохотиться, и других, которые были намерены этого не допустить. Охотники пустились в путь. Лишь звери не догадывались о том, что будет. Скоро матерям рыцарей придется надеть траур. Охота превратилась в жестокое сражение, гора оказалась усеянной трупами. Волки могли собирать здесь обильную кровавую жатву. Позже, по велению короля, люди покинули эту гору, ставшую сценой кровавых несчастий. Во дворе часовни, которая была на ней, всех погибших похоронили вместе. Со временем храм пришел в запустение. Говорят, что с тех пор в ночь перед Днем поминовения усопших в разрушенной часовне начинает звонить колокол и души погибших в изодранных саванах выезжают на свою жуткую охоту, скачут по склонам горы среди кустов ежевики и других зарослей. В ужасе ревут олени, воют волки, слышится ужасающий свист змей, а на следующее утро на снегу можно увидеть следы оживших на ночь скелетов. Вот поэтому в Сории и прозвали это место Горой Призраков, поэтому я и хотел покинуть его до захода солнца.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.