Чертов крест: Испанская мистическая проза XIX — начала XX века - [37]
И пошел туда.
Постучал в дверь.
— Кто там? — спросили его.
— Барон де Форткастел, — промолвил Теобальдо.
Но только смех раздался ему в ответ.
Подошел к другой двери.
— Кто вы и что вам надо? — спросили его.
— Ваш господин, — сказал рыцарь, удивившись, что его не узнали, — Теобальдо де Монтагю.
— Теобальдо де Монтагю! — воскликнула за дверью женщина. — Теобальдо де Монтагю, тот, что из сказки!.. Ну да, конечно! Следуйте-ка своей дорогой и не будите честных людей пустыми байками.
Ничего не понимая, Теобальдо покинул деревню и направился к замку; к его воротам он подошел, когда начинало уже светать. Ров был завален камнями от разрушенных зубцов стен; подъемный мост, уже ненужный, прогнил; на центральной башне не звучал колокол; перед главной аркой замка на гранитном постаменте возвышался крест; на стенах не было видно ни одного воина; и смутно, из глубины, поднимался, как далекий шепот, гимн — торжественный, возвышенный и прекрасный.
— Это же мой замок, в этом нет никакого сомнения! — говорил себе Теобальдо и беспокойно переводил взгляд с одного предмета на другой, не догадываясь, что с ним происходит. — Это же мой герб высечен на камне арки! Это же долина Монтагю! Этими землями владею я! Это поместье Форткастел…
В это мгновение тяжелые двери растворились и на пороге появился монах.
— Кто вы и что вы здесь делаете? — спросил Теобальдо его.
— Я смиренный служитель Бога, — послышался ответ, — монах монастыря Монтагю…
— Но, — прервал его барон, — Монтагю… разве это не поместье?
— Было поместьем, — отозвался монах, — но очень давно. Последнего его сеньора, как рассказывают, унес дьявол, и, так как у него не было никого, кто бы унаследовал владение, графы-суверены принесли эти земли в дар верующим нашего ордена, и они пребывают здесь уже более ста лет. А вы, кто вы?
— Я… — пробормотал барон де Форткастел после долгого молчания, — я раскаявшийся грешник, пришедший исповедаться вашему аббату и просить его принять меня в лоно Церкви.
ОБЕЩАНИЕ
(Кастильская легенда)
(перевод Е. Бекетовой)
Маргарита плакала, закрыв лицо руками, плакала безмолвно; слезы тихо катились меж пальцев по ее щекам и падали на землю, над которой она низко склонилась.
Рядом с Маргаритой стоял Педро; по временам он поднимал на нее глаза, но при виде слез снова опускал их и, так же как она, хранил глубокое молчание.
И все молчало вокруг, как бы из уважения к ее скорби. Вечерние звуки стихали, ветер спал, и тени начинали окутывать густые деревья.
Так прошло несколько минут. Между тем угас последний луч солнца, тонущего за горизонтом; луна стала смутно обрисовываться на фиолетовом фоне сумеречного неба, и одна за другой появлялись самые крупные звезды.
Наконец Педро прервал тяжкое молчание и воскликнул глухим, дрожащим голосом, обращаясь как бы к самому себе:
— Это невозможно, невозможно!
Потом он приблизился к неутешной девушке, взял ее за руку и промолвил нежно и ласково:
— Маргарита, любовь для тебя все, и ты ничего не видишь за ее пределами. Однако, кроме нашей любви, существует еще и нечто другое, столь же важное, — мой долг. Наш сеньор, граф де Гомара, завтра выступает из замка, чтобы присоединить свое войско к войскам короля Фернандо, который идет выручать Севилью из рук неверных.[48] Я должен сопровождать графа. Я темный сирота, у меня нет ни имени, ни родных; ему я обязан всем. Я служил ему в мирные времена, спал под его кровлей, грелся у его очага, ел его хлеб. Если я покину графа сегодня, завтра его люди заметят мое отсутствие и, выступая тесной толпой из ворот замка, с удивлением спросят: «Где же любимый оруженосец графа де Гомара?» И сеньор мой ответит смущенным молчанием, а его пажи и шуты насмешливо скажут: «Графский оруженосец — воин только с виду, парадный боец!»
Тут Маргарита взглянула на своего возлюбленного глазами полными слез; губы ее зашевелились, как будто хотели что-то сказать, но рыдания заглушили голос.
Педро продолжал еще нежнее и убедительнее:
— Ради бога, не плачь, Маргарита, не плачь, твои слезы приводят меня в отчаяние. Я покидаю тебя, но ведь я возвращусь, когда прославлю свое имя… Господь поможет нам в нашем святом деле. Мы отвоюем Севилью, и король наградит нас землями на берегах Гуадалкивира. Тогда я вернусь за тобою, и мы поселимся вместе в этом арабском раю, где, как говорят, даже небо лазурнее и чище, чем в Кастилии. Я возвращусь — клянусь тебе; возвращусь, чтобы сдержать слово, которое торжественно дал в тот день, когда надел тебе на палец колечко — ведь это залог моего обещания.
— Педро! — воскликнула Маргарита твердо и решительно, подавляя волнение. — Ступай, ступай, защити свою честь! — С этими словами она бросилась в объятия возлюбленного и прибавила тихо и взволнованно: — Ступай, защити свою честь… но вернись и возврати мне мою!
Педро поцеловал ее в лоб, отвязал лошадь и поскакал по тополиной аллее.
Маргарита глядела ему вслед, пока его не окутал ночной туман, а когда всадник совсем исчез из виду, вернулась в селение, где ее ждали братья.
— Нарядись хорошенько, — сказал один из братьев, едва она вошла в дом, — завтра все идут в Гомару проводить графа — он отправляется в Андалусию.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Подлинная фамилия этого замечательного писателя — Домингес Бастида, печатался же он под фамилией Беккер, второй, не переходящей к сыну частью отцовской фамилии. Родился он в Севилье, в семье давно обосновавшихся в Испании и уже забывших родной язык немцев. Рано осиротев, Беккер прожил короткую, полную лишений жизнь, которая стала таким же воплощением романтической отверженности, как и его стихи. Умер Г. А. Беккер в расцвете творческих сил от чахотки.Литературное наследие писателя невелико по объему, и большинство его произведений было опубликовано лишь посмертно.
Один из самых знаменитых откровенных романов фривольного XVIII века «Жюстина, или Несчастья добродетели» был опубликован в 1797 г. без указания имени автора — маркиза де Сада, человека, провозгласившего культ наслаждения в преддверии грозных социальных бурь.«Скандальная книга, ибо к ней не очень-то и возможно приблизиться, и никто не в состоянии предать ее гласности. Но и книга, которая к тому же показывает, что нет скандала без уважения и что там, где скандал чрезвычаен, уважение предельно. Кто более уважаем, чем де Сад? Еще и сегодня кто только свято не верит, что достаточно ему подержать в руках проклятое творение это, чтобы сбылось исполненное гордыни высказывание Руссо: „Обречена будет каждая девушка, которая прочтет одну-единственную страницу из этой книги“.
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Самый верный путь к творческому бессмертию — это писать с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат престижнейших премий. В 1980 г. публикация романа «И дольше века длится день…» (тогда он вышел под названием «Буранный полустанок») произвела фурор среди читающей публики, а за Чингизом Айтматовым окончательно закрепилось звание «властителя дум». Автор знаменитых произведений, переведенных на десятки мировых языков повестей-притч «Белый пароход», «Прощай, Гульсары!», «Пегий пес, бегущий краем моря», он создал тогда новое произведение, которое сегодня, спустя десятилетия, звучит трагически актуально и которое стало мостом к следующим притчам Ч.
В тихом городке живет славная провинциальная барышня, дочь священника, не очень юная, но необычайно заботливая и преданная дочь, честная, скромная и смешная. И вот однажды... Искушенный читатель догадывается – идиллия будет разрушена. Конечно. Это же Оруэлл.