Чёрт красивый - [19]

Да вот, например, пенсионерка Прасковья Тихоновна – та самая которая на добрую бабушку Ягу очень похожая – ну просто одно лицо из фильма про Кощея Бессмертного: так вот, она, когда про то узнала, аж руками развела:

— Да-а-а!!!… — протянула бабушка, оторвав спросонок голову от валенка не подшитого старенького на котором спала.

Уж она точно не ожидала, что понедельник на этот раз так быстро наступит, и что так быстро закончиться пенсия – кстати проиндексированная с учётом инфляции, и лишь пустые водочные бутылки, разбросанные по избушке, подтвердили ей скорбную действительность.

Она то думала, что на дворе всего лишь четверг, ну по крайней мере пятница, и загул со всеми вытекающими ещё впереди, тот самый – празднично-пенсионный; которого она завсегда ждёт целый месяц, а потом, одним разом – херак…

И всё уже кончилось; и главное, что не помнит ни хрена бабушка – только первую стопку помнит, и то смутно; вот и весь праздник.

Развела тогда руками Прасковья Тихоновна в превеликом огорчении, и что-то хотела такое умное сказать, типа: «Седина в бороду…», или же ещё более умное: «Ко мне старость вдруг пришла, меня дома не нашла… то пирую, то блядую, то по ягоды пошла !!!…»

Да позабыла что хотела сказать-то, а рот уж разинула старушка, и чтоб не напрасно – гаркнула во всё старушье горло – да только челюсть вставная выпала.

Поднапрягла тогда бабушка остатки умственного развития – а остатков то уж и не осталось, подняла она челюсть с пола, и заодно пустую бутылку шампанского прихватила, понюхала горлышко

— Вот тебе бабушка и Юрьев день!.. — произнесла бабушка, вытряхивая на язычок последнюю капельку игристого Шардоне.

______________

Ну да ладно, оставим Прасковью – с ней уже не интересно стало; а сами пойдём прогуляемся по деревне, да причём в обратную сторону: из понедельника снова вернёмся в пятницу.

Есть такая поговорка – «Семь пятниц на неделе», а для данной местности эти семь затянувшихся дней, были делом привычным; тем более что каждая из пятниц была тринадцатой – и это был ужас, который начинался с ужасной рубрики новостей по телевизору, и заканчивался ужасным поведением выпивших земляков.

Почти каждый житель данной местности пребывал в депрессии, а потому пил горькую; запах перегара буквально проникся в глубинку, и уже никак невозможно было его проветрить. Кирдык* который образовался в связи с деятельностью районного правления, которое всё ещё тянуло лямку – по многочисленным просьбам трудящихся, был каждому знаком и приемлем.

Но лозунг тем не менее был не изменен – «Лишь бы не было войны!» … И не потому что боялись приветливые граждане этой самой войны, а просто воевать было невозможно кого-либо заставить.

Ну что же, а теперь давайте развернём карту и посмотрим на всё на это – шире.

Достопримечательностью самого района: то есть городка вокруг которого и расположилось данное сельскохозяйственное убожество, служило двухэтажное здание деревянного зодчества середины 20 столетия. И уже как минимум лет двадцать оно находилось на деревянных подпорках – дабы совсем не рухнуло на главную площадь, этого самого замечательного района. Несмотря на то что наклон полов был катастрофическим, градусов эдак под 35, в здании до сих пор ежедневно заседал совет продвинутых пенсионеров; причём на втором этаже – в красном уголке.

На вопрос корреспондента Комсомольской правды Пантелея Горбушкина:

— А вам не страшно заседать в этом аварийном здании?

Главный идеолог по вопросам казачества, пенсионер районного значения Тимофей Казимирович Просте́нько ответил:

— Волков бояться – в лес не ходить!

А его верный собутыльник… Тьфу-ты!..

А его верный товарищ Аркадий Кимченырович Ушатайко – единственный коммунист в районе, который до сих пор продолжал платить коммунистические взносы своей жене, заверил:

— Всё в руках Господа…

А после того как заверил, так ещё и трижды перекрестился.

_________________________

Ну да ладно, оставим их, пускай себе заседают – может и правда от заседаний толк бывает: а сами теперь вернёмся из района снова в село; кстати попутно с собою прихватим и Степана Никаноровича, который рабочую смену уже оттрубил, и теперь до дома отправился. И опять-же не с пустыми руками; на этот раз прихватил он с собою гусеницу от трактора. И только в дом вошёл, то так и постелил её в прихожей за место половика. А ещё лопатку детскую, синюю пластмассовую где-то в песочнице у ребёнка малого отнял – и тоже в дом.

— Принимай хозяйка! — радостно сообщил он с порога.

— Ну куда ты весь этот хлам в дом тащишь, — недовольно зашипела хозяйка.

— Мало ли пригодиться, — постарался объяснить необъяснимое Степан Никанорович, и ласково ей так улыбнулся – типа жизнерадостно; как обычно счастливые люди улыбаются.

—М-н-да… — только и проронила на то Лизавета, и уже лично для себя тихонько добавила, — ну и рожа!..

Да ничего ему больше говорить не стала, на этот раз просто решила промолчать; ибо всегда знала она, что Степан Никанорович муж её – дурак полный. Вот просто знала и молчала … Никому не говорила про то – что дурак он!..