Черный ворон - [10]

— Алеша, милый, у нас когда говорят «город», имеют в виду Невский проспект и ближайшие его окрестности, а во-вторых, я вам разрешаю называть меня просто тетя. Мне так будет приятно.

— Хорошо, тетя.

Ада весело рассмеялась.

— И кстати, тетя, зачем вам самой ходить по магазинам? У вас же, наверное, Клава ходит. Ада опять рассмеялась.

— Что вы смеетесь?

— Извините. Представила себе, как я тащусь из гастронома, а в руках у меня кошелка с картошкой, луком, снетками… Конечно, еду попроще у нас покупает Клава, а всякие вкусности нам привозят прямо на дом из распределителя…

— Какого это распределителя? — спросил Алексей настороженно

— Есть такой, вроде склада, что ли… Очень люблю ходить по магазинам на Невском. И не столько в «Пассаж» или в «Гостиный», потому что там сплошной ширпотреб для нашей рабоче-крестьянской публики, сколько в антикварные и комиссионные. Где шляпка, где зеркальце, где интересные туфельки…

В магазинах они провели три с половиной часа, не побрезговав и рабоче-крестьянским «Пассажем». Кое-где было интересно и Алексею — например, в антикварном магазине: ассортимент до боли напоминал харбинские лавочки. Последний час был для него мучительным, он тупо плелся за неутомимой Адой, таща ее сумку, свертки, пакеты. Она купила блестящее парчовое платье, муфту из куницы, итальянские босоножки и малахитовое пресс-папье с бронзовой ручкой в виде головы орла.

— Это Севочке, — сказала она. — Нельзя быть эгоисткой.

Несмотря на протесты Алексея, она заставила его примерить пиджак в клетку, который тут же и купила. В обувном отделе Алексей сделался обладателем блестящих черных полуботинок.

— А то ходите как босяк, — заметила она. Сам себе Алексей, облаченный, по настоянию всего семейства, в старомодный, но вполне добротный габардиновый костюм академика, босяком отнюдь не казался. И не беда, что брюки достают только до лодыжек, а сзади на поясе уложены в складки, заправленные под ремень. Алексей больше досадовал на другое — что не успел продать что-нибудь из маминых драгоценностей, а потому не мог сейчас оплатить свои покупки сам.

Выйдя из «Гостиного», Ада сказала:

— Уф-ф. На сегодня достаточно. Притомился, племянничек?

— Пожалуй… Но вы-то, тетушка, здорово потратились. Мужа не разорите?

— Его-то? За него не тревожьтесь — он себе еще нарисует.

Перекусить зашли — естественно, по распоряжению Алы — в «Норд», переименованный в «Север» в свете недавней борьбы с космополитизмом. Там они угостились салатом с крабами, семгой, эскалопами со сложным гарниром, предварив это пиршество разгонной рюмочкой коньяка. К закускам заказали по бокалу твиши, к мясу — хванчкару. На десерт подали кофе и профитроли в шоколадном соусе, фирменное блюдо «Норда». От обильной и вкусной еды с легкими возлияниями Алексей совсем размяк и рассказал Аде о Наташе Богданович.

— Хотите честно? — спросила Ада — Только дайте слово, что не обидитесь.

— Нечестно не хочу. К тому же, все давно отболело.

— Так вот, по-моему, она не любила вас, ваша Наташа. Может быть, думала, что любит, но любила только себя в вас.

— Почему вы так говорите?

— Потому что если бы она любила вас взаправду, то пошла бы за вами на край света. Как княгиня Волконская, жена декабриста.

— А вы пошли бы за дядей в ссылку? Ада откинулась на стуле и громко, заразительно засмеялась. На них повернули головы из-за соседних столиков и тоже заулыбались, глядя на красивую и веселую пару.

— Я не для того за него выходила, чтобы отправляться в ссылку.

— Но все же?

— Если бы я собиралась в ссылку, то лучше уж вышла бы за вас.

Он пристально посмотрел на нее. В глазах ее светилась бесхитростная радость».

— Как вы сошлись с дядей?

— Долго рассказывать. Встретились у общих знакомых, потом он взял меня в свой институт. Иногда он вызывал к себе на дом, стенографировать. Ну, и жалко мне его стало. Такой известный, уважаемый человек, а остался бобылем. Одна Клава в доме. Она славная, конечно, но это все же не семья.

— Жалость? — с удивившей его самого жесткостью спросил Алексей.

— Не только… Мне с ним надежно, он любит меня, Никиту… С ним я защищена.

— Защищены? От кого?

— Скорее, от чего. От жизни, от роковых ее закономерностей. Отца своего я не помню и не знаю, мать — своего отца. Не живут мужчины в нашем роду. Те, кто женится — либо гибнут, либо деру дают, те, кто родится — не жильцы. Мама говорила, у меня братик был, до меня еще родился. Валечкой звали. Сердешный. Бегать быстро не мог, ничего не мог, радоваться не мог — задыхался. Пяти лет не исполнилось, угас, как свечка… Вот я и решила судьбу перехитрить, что ли…

Ада достала платочек, отвернулась.

— Простите меня, я не знал… — пролепетал Алексей.

Она легонько толкнула его ногу под столом. Он вопросительно посмотрел на нее — и почувствовал на колене ее руку. Склонившись к нему, она прошептала:

— Возьмите незаметно деньги и расплатитесь. А то мне неловко, люди смотрят.

Он опустил руку под стол, и ладони их соприкоснулись. Он вытащил у нее из-под пальцев несколько купюр и осторожно переложил в карман.

— Знаете, я хочу поскорее устроиться на работу. Не хочется чувствовать себя прихлебателем в вашей семье.