Черный ветер - [31]

Наконец Баярма открыла глаза и, быстро-быстро моргая, удивленно посмотрела на ребят:

- Что такое со мной?.. Что случилось?.. Кажется, я наглоталась воды…- пробормотала она, стараясь подняться.

Петя с Жаргалом помогли ей сесть на скамейку. Изо рта и носа девочки потекла вода. Но спустя несколько минут все уже было в порядке.

- Чуть-чуть не случилась беда… Чуть-чуть ты не утонула,- дрожащим от волнения голосом проговорил Жаргал, потом показал рукой на Петю: - Этот остолоп перевернул лодку и прямо на тебя… Хорошо, что Цыден подоспел…

- А-а, вот оно что…- улыбнулась Баярма.- Ничего, бывает… Только не говорите об этом Георгию Николаевичу… Ладно?

Ребята заулыбались, и с их лиц постепенно стала исчезать бледность.

- Конечно, никому не надо говорить,- сказал Цыден.- То хорошо, что хорошо кончается.

- А что ты там чувствовала?-спросил Толя Баярму, участливо глядя на девочку.

- Меня доской какой-то стукнуло. Но вообще чувствовала я себя неплохо. Там под лодкой был воздух. Хорошо помню, будто я воздухом дышала… Странно, в воде - воздух… Как же так?

- Ну ладно, ребята, давайте отбуксируем лодку к берегу, а то скоро придет Кузьма Егорыч с мотористом,- сказал Цыден. И скомандовал: - Петя, живо достань из воды цепь лодки! Переворачивать лодку не будем. Прямо так.

- А что, если перевернем? - спросил Жаргал.

- Не получится. Лодка может уйти на дно. Утопим ее на такой глубине, потом не достанем,- ответил Цыден.

- Да, конечно, лучше не надо переворачивать ее здесь, лучше отбуксируем к берегу,- подал голос до сих пор молчавший и стоявший в стороне Петя.

Петя прыгнул в воду, подплыл к носовой части лодки и, пошарив рукой, нащупал под водой длинную железную цепь. Цыден подогнал катер к лодке, а Жаргал, сидевший на носу, ловко подхватил цепь, которую протянул ему Петя. Когда Петя поднялся на катер, Цыден развернул катер кормой к лодке и сказал.

- Жаргал, перейди на корму и крепко держи цепь.

И едва Жаргал выполнил его команду, Цыден изо всех сил погнал катер к берегу. Но с перевернутой лодкой на буксире двигался катер медленно и тяжело. Все же через некоторое время ребята добрались до берега и сообща перевернули лодку. Затем выжали мокрую одежду и положили ее сушить на береговой галечник, усердно вымытый морским прибоем, а сами побежали загорать на горячий песок, приятно согревший их продрогшие тела.

Так закончилось это неудачное морское купание.

Так произошло близкое знакомство наших путешественников с коварным Байкалом.

Байкал смеялся. Он, наверно, хотел сказать, что пошутил, что только немного поиграл с озорными ребятами в детскую игру.

Словно громадное фантастическое существо, насильно втиснутое в глубокое каменное ложе, колыхался он у берега и вдали, стремясь вырваться из векового плена.

Глава четырнадцатая ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТОНКОСТИ

Беседа шла на свежем воздухе, возле того же стола, за которым только что пообедали. Горбачу к с мотористом уже спустились к берегу моря, чтобы вместе с Цыденом отправиться за мясом. Старик Золэн Бухэ не выходил из избы; видно, спал или просто лежал на своей деревянной кровати.

Бадимбаев, вконец запарившись от жары, снял свою зеленую трикотажную сорочку и теперь сидел в одной белой майке, дымя «Беломором». Большаков тоже курил, изредка выпуская изо рта голубоватые кольца. И подполковник и старший лейтенант с интересом слушали рассказ учителя. Георгий Николаевич, время от времени поглаживая усы, неторопливо вел рассказ своим глуховатым голосом.

- Приметы Томисаса Тоома,- говорил Левский,- у вас довольно точные. Я, пожалуй, не смогу что-либо новое добавить к ним. Выше среднего роста, блондин, нос с горбинкой, с большими ноздрями, волосы каштаново-рыжие; говорили в лагере, что он эстонец немецкого происхождения. Да, жестокие голубовато-стальные глаза. Все это точно. И еще… голос… голос… звенящий, металлический… Смех такой же резкий, звеняще-холодный…- В этом месте рассказа Георгий Николаевич неожиданно вздрогнул всем телом, передернул плечами, словно сбрасывая с себя тяжелый груз.

Вспомнив голос и смех Томисаса Тоома, он каким-то чудом одно мгновение снова пережил свои кошмарные сны, упорно преследовавшие его. И вдруг понял: не кто-нибудь, а именно Томисас Тоом смеялся над ним в этих снах. Это точно! Смеялся будто не двадцать лет назад, а совсем недавно и словно совсем рядом! Георгий Николаевич недоуменно заморгал глазами и умолк.

Бадимбаев с Большаковым переглянулись, не понимая, что происходит с учителем.

- Что с вами, Георгий Николаевич? - спросил после нескольких минут тягостного молчания подполковник Бадимбаев.

- А? Что? - встрепенулся учитель и дрожащей рукою медленно провел по своему лицу, будто воспрянув от страшного сна… Мутным взглядом обвел своих собеседников и, тяжело вздохнув, произнес тихо-тихо, почти шепотом: - Вспомнился мне его холодный иезуитский смех. До вашего приезда я все думал и гадал, чей это смех преследует меня во сне? А теперь я вспомнил…

- О ком вы говорите? О Тооме? - осторожно осведомился Большаков, но тут же прикусил язык под укоризненным взглядом подполковника.

- Да, о нем,- ответил Георгий Николаевич.- И голос у него металлический, и смех холодный, издевательский, сатанинский. Я это хорошо запомнил. Когда палачи Тоома волокли меня после очередной пытки по цементному полу, а потом обливали холодной водой, чтобы я пришел в себя… когда волокли меня за ноги, садня голую спину мою о цементный пол, когда подвешивали меня за ноги к потолку, этот изощренный садист смеялся надо мной своим ужасным, своим холодным иезуитским смехом, тыча мне в рот носок своего лакированного сапога и приговаривая: «Эй ты, русская свинья, грызи мои подметки, ха-ха-ха!.. Жри, пока не поздно, пока хоть это дают, ха-ха-ха!.. Не то с голоду подохнешь, ха-ха-ха!..» Вот какой это был человек!.. Но почему он снится мне сейчас? Ведь прошло с тех пор столько лет… Вот что мне непонятно. Да, совершенно непонятно…