Черный тюльпан - [110]

– Я не могу поверить, что все это происходит незамеченным для охранки, – признался химик и поежился. – А у вас нет ощущения, что за нами давно следят, и наши безумные головы вертятся в окулярах оптических прицелов?

– У меня уже давно нет никаких ощущений. Я им не доверяю… Придержите на всякий случай провода, чтобы не отошли контакты… Так, хорошо, открываю.

Дверь открылась, образовав щель, в которую, как мне показалось, мы сможем протиснуться без особого труда.

– Вы первый, – сказал я, принимая из рук химика провода.

Он встал к щели боком, но ему, наверное, показалось, что находиться ко мне спиной неэтично, и Гурьев стал разворачиваться лицом. При этом он делал массу совершенно лишних и опасных в нашей ситуации движений.

– Эй-эй! – негромко прикрикнул я, почувствовав, что химик, оступившись, слишком сильно налег на дверь, и я едва успел подставить ногу. Провода в моих руках натянулись, но контакты не разорвались. – Осторожнее! Вы, простите, как бегемот!

– Это нечаянно, – запыхтел Гурьев. – Черт возьми, темнотища какая!.. Ну вот, можно считать, я пролез.

Я проскочил следом за ним и плотно прикрыл дверь за собой.

– Мне кажется, здесь нет окон, – шепнул я, пытаясь хоть что-нибудь, хоть самый слабый отблеск разглядеть вокруг себя, но тщетно. Пришлось воспользоваться спичками.

Мы находились в маленькой комнате, напоминающей кладовку, в которой в самом деле не было ни одного окна и, кроме того, не было дверей, кроме той, через которую мы вошли. У стены, покрытой черной кафельной плиткой, стоял большой стол со стеклом, на нем – три пары аптечных весов, миниатюрные гирьки в коробках, ложечки, пинцеты, никелированные коробки и стопка полиэтиленовых пакетов. Рядом – стол поменьше, покрытый коричневым пластиком. На нем был закреплен рычаг, похожий на резак для бумаги.

– Фасовочная, – вслух подумал я. – А дальше? Дальше куда?

Я несколько раз обошел тесную комнату, рассматривая стены, освещенные огнем спичек.

– Путь замкнулся! – Я повернулся к химику. – Получается, что расфасованный порошок выносят через эту же дверь.

Гурьев отрицательно покачал головой.

– Нет! – твердо сказал он. – Вы ошибаетесь. Ни разу за все то время, пока я работаю здесь, через эту дверь ничего не вынесли. Только заносили.

– Может быть, выносили не в вашу смену?

– А чем моя смена отличается от второй?

– Тогда получается, что фасовщик жрет все пакеты и выносит их в своем желудке.

Химик внимательно рассматривал стол и стену, рядом с которой он стоял.

– А посмотрите-ка сюда. Вас ничто не удивляет?

– Вы об этой картине? Да, «Рожь» Шишкина смотрится здесь, по крайней мере, дико.

Я подошел к репродукции размером с форточку, обрамленной двумя горизонтальными реями, попытался ее приподнять, но оказалось, что рама жестко прикреплена к стене. Тогда я попытался сдвинуть картину в сторону, и, к моему удивлению, она поддалась и легко заскользила вдоль стены, открывая прямоугольную нишу.

– Микролифт! – воскликнул Гурьев.

Я провел рукой по нише. Она была пуста. От моего прикосновения легко закачалась на тросе и опорных колесиках с амортизаторами.

– Боюсь, что эта кабина для меня слишком маловата, – произнес я упавшим голосом.

– А вы думали, что вам будет везти бесконечно? – отозвался Гурьев. – Хочу вам сказать, что спичек осталось не больше десятка.

– Поищите где-нибудь включатель.

Гурьев заглянул под стол и тотчас нашел кнопку. Над столом вспыхнули неоновые лампы. Несколько минут мы щурились и прикрывали ладонями отвыкшие от света глаза. Гурьев с сочувствием поглядывал на меня и качал головой.

– Кажется, Кирилл, вы проиграли.

– Нет, я выясню, куда ведет этот лифт.

– И как вы это сделаете? Уменьшитесь до размеров кошки?

– Подождите! – нервно прервал я его, отодвинул стол в сторону, чтобы было удобнее подойти к нише. – Какая длина кабинки?

– Не больше полуметра.

– А ширина? Смотрите, до локтя рука входит.

– Ну, и о чем это говорит?

– О том, что плечи пройдут.

– Я не понял вас! – развел руками в стороны Гурьев. – А голову, грудь, ноги и все прочее вы брать с собой не будете?

– Гурьев, я думал, что ученые более догадливы! Дайте ломик!

Производственный корпус, перегородки между цехами, как и модули, строились наскоро, отнюдь не на века, и я, загнав ломик между стенкой шахты и кабинкой, без особых усилий сорвал ее с рельсов, рванул кабинку на себя и втащил ее вместе с подъемным тросом в комнату.

– Вот видите, – сказал я, прерывая слова частым дыханием; и сердце в груди вдруг зачастило – не столько от физической работы, сколько от волнения. – Вот видите, как все, оказывается, просто.

Просунул голову в шахту, буркнул «Отлично!», хотя ничего хорошего в кромешной тьме не различил, и принялся отвязывать трос от кабинки. На лице Гурьева появилось нечто напоминающее удивление, но глаза его по-прежнему излучали скептицизм, и он ничего не предпринял, чтобы мне помочь.

Я довольно долго провозился с тросом, исцарапал в кровь руки, но все же отвязал его и размотал всю катушку на электромоторе, подвешенном у потолка шахты. Нижний конец троса, когда я скинул его, упал на металлическую поверхность. Метра три, не больше, подумал я. Это пустяк, это задачка для юных скалолазов.