Черный сокол. Снайпер из будущего - [85]

Из четырех с половиной тысяч, вышедших из ворот Кремля на вылазку, обратно вернулись только три тысячи двести девяносто семь бойцов. У Всеволода Юрьевича из шести тысяч шестисот двадцати восьми ратников в живых осталось пять тысяч четыреста пятьдесят восемь.

«Потери немалые, но и не критичные, – признал про себя Горчаков. – Все могло бы быть гораздо хуже. Зато результат! Мы же практически выиграли зимнюю кампанию!»

Эпилог

Монгольские полководцы тоже собрались вместе, подсчитали потери и также признали их некритичными. Тумен Бурундая потерял без малого тысячу двести воинов. Первый тумен Субэдэя – четыре сотни и восемь десятков. Второй его тумен лишился тысячи девятисот бойцов.

– У нас больше нет камнеметов, – сказал Субэдэй.

– И скоро будет нечем кормить коней, – напомнил Бурундай.

– Ушидай донес, что вдоль дороги, по которой он идет, все селения тоже сожжены, – продолжил Субэдэй.

– Надо его вернуть, – Бурундай со вздохом покачал головой.

– Я уже послал срочных гонцов, – кивнул Субэдэй, – с приказом возвращаться немедленно. Завтра твой тумен будет здесь.

Монголы больше не осаждали Москву. Они встали одним большим лагерем на обширной пустоши восточнее Кремля. До темноты монгольские сотни разъезжали вокруг города. Они собирали оружие и сдирали доспехи с успевших закоченеть на морозе тел как своих соплеменников, так и русских. Пока одни отряды свозили к лагерю тела погибших товарищей, другие растаскивали по бревнышку избы и усадьбы вокруг Москвы. К вечеру монголы сложили огромные погребальные костры. Вдоль берега Москвы-реки выстроились в ряд настоящие пирамиды, в которых слои бревен и досок перемежались слоями из мерзлых трупов. Уже в сумерках монголы с громкими воплями подожгли свои чудовищные сооружения, и громадные костры полыхали почти всю ночь. Ветер доносил до улиц Москвы острую вонь горелой плоти. К полудню следующего дня по Новгородской дороге подошел четвертый тумен. Он обогнул Кремль с юга и присоединился к своим, после чего монголы свернули лагерь и двинулись вниз по Москве-реке.

– Ну, вот и все, – сказал Олег, смотревший со стены на удалявшийся арьергард вражеского войска. – Первый раунд за нами! А мне пора Нобелевскую премию мира давать! За то, что народу я спас четверть миллиона как минимум.

Возвращавшийся в половецкие степи Бату-хан чувствовал себя униженным и раздавленным. После того как его провозгласили Джехангиром похода и подняли на белом войлоке почета, Бату уже мечтал, как, выполняя завет «Священного Воителя», он омоет копыта своего коня в самом последнем Западном море. И когда весь мир ляжет под копыта монгольских коней, слава Бату-хана сравняется со славой его деда – «Потрясателя Вселенной». Теперь же он бежал из Великого похода, поджав хвост. Это было невыносимо горько и обидно. А еще хану не давал покоя Черный сокол. По войску уже поползли нехорошие слухи, источником которых послужили гонцы, привозившие его послания.

– Надо было сразу им глотки перерезать! – запоздало жалел Бату. – Теперь уже поздно. Воины шепотом передают друг другу, что Черный сокол не человек, а демон-мангус.

Издергавшись, хан обратился к шаману. Служитель Вечного Синего Неба разжег в своей юрте очаг и набросал в него каких-то трав. Потом бил в бубен, пел заклинания и плясал до тех пор, пока не выбился из сил. Заглянувшие в юрту тургауды Бату-хана сначала решили, что шаман «отправился к предкам», потом услышали его хриплое дыхание. Воины подхватили его под руки и вытащили на улицу. Там служитель неведомого, немного оклемавшись, предстал перед ханом.

– Ты говорил с духами? – спросил Бату, стараясь выглядеть грозным.

– Да, великий хан, – закивал шаман.

– И? – подался вперед Бату-хан. – Ты узнал ответ на мой вопрос?

– Черный сокол не демон, но и не человек, – туманно ответил служитель культа.

– У тебя что, мозги от плясок перевернулись! – прикрикнул на шамана напуганный Бату. – Говори яснее! А не то я прикажу своим нукерам вбить немного ума в твой тощий зад.

– Он точно не демон, великий хан, – зачастил шаман, – но он родился не в этом мире. Так мне сказали духи. Он пришелец откуда-то извне.

– Ну а убить его можно? – спросил Батый, испугавшись еще больше.

– Да, великий хан! – Шаман затряс головой на тощей шее с такой интенсивностью, что сидевший рядом с братом хан Орду болезненно поморщился.

Ему показалось, что у шамана сейчас отвалится голова.

– Он такой же человек, как и все остальные, – убежденно сказал шаман, – просто он нездешний. А ранить или убить его можно так же, как и любого человека.

– Ступай, – Бату махнул рукой, отпуская служителя Неба.

– Пусть этим займется наш слуга в землях урусутов, – подсказал, хитро прищурившись, хан Орду, кода шаман убрался из юрты.

– Ты советуешь поручить нашему слуге-урусуту убить Черного сокола? – уточнил Батый, повернувшись к брату.

– Угу, – кивнул тот.

– А если не убить? – задумчиво протянул Бату-хан, накручивая на палец жиденькую бороденку.

– Ты не хочешь его смерти? – удивился Орду.

– Я не хочу его легкой смерти! – прорычал Бату, хищно оскалившись.