Черный снег - [29]

– Само собой, – улыбнулся он, – Если и мне будет позволено то же самое.

– Это уж, как водится. Так вот, – продолжила она, – Вы же не первогодок и понимаете, что не каждое понижение – суть есть понижение. Тем более, в данных обстоятельствах.

Борис кивнул. Всё это, конечно, и ежу понятно, но поражала резвость представителей новой власти. При предыдущих "переворотах" у них, на периферии, вообще не менялось руководство, а уж такие мелкие замены… Н-да, что и говорить, быстры новые, ох как быстры.

– Так я пойду пока? – осведомился он.

– Да-да. Я вам перезвоню по внутреннему, – улыбнулась Эльга так ослепительно, что весь неприятный осадок, бывший на душе у Бориса с того самого момента, когда он узнал от Рэма о том, что его вызывает новый шеф, испарился так мгновенно, как испаряются капли редкого грибного дождя жарким и душным летом. Борису почему-то даже стало казаться, что от этого приглашения можно ждать чего угодно, кроме тривиальной выволочки. Никак рационально или логически он этих своих предчувствий объяснить не мог, но, тем не менее, вошёл в свой кабинет в приподнятом настроении.

Сидящий за столом Рэм посмотрел на Бориса и спросил:

– Чего такой счастливый? Он тебя своим первым замом назначил?

– Не, просто настроение хорошее. А знаешь, кто сейчас у нового шефа в секретарях?

– Ну и кто?

– Эльга!

– А-а-а! Вот ты что так щеришься! Так ведь у него, а не у тебя. Сними улыбку с морды, щас твоя Юля из буфета вернётся. Не поймёт. Да и что тут такого радостного? Змея она!

– Кто змея? Юля? – спросил Борис, ошеломлённый такой реакцией Рэма.

– Эльга твоя – змея, – хмуро ответил Рэм, – Красивая, обольстительная кобра. Из тех, что мягко стелят, да жёстко спать.

Борис махнул рукой:

– Пить бросил, вот и бесишься. Сейчас у тебя Эльга – кобра, а через пару дней на стену полезешь, так и я каким-нибудь вараном покажусь.

– Не хочешь – не верь. Что он-то тебе сказал?

– Пока ничего. Через часок вызовет.

Часок пролетел незаметно и когда, наконец, зазвонил телефон внутренней связи, Борису показалось, что прошло не более пяти минут. Он поднял трубку и услышал голос Эльги:

– Майора Златокольцева, пожалуйста.

– У аппарата. Это я, Эльга, – ответил он.

– Замечательно. Начальник вас ждёт.

– Уже иду, – Борис повесил трубку и посмотрел на Юлю с Рэмом, – Ну, дорогие, пожелайте мне ни пуха!

– Желаем! Давай, со щитом! – ответила за обоих Юля.

Борис снова оказался в приёмной. Эльга, разговаривавшая с кем-то по телефону, кивнула ему головой по направлению монаршей двери: дескать, ждут-с, прошу! Борис подошёл к двери и, постучав для приличия и пиетета, вошёл в кабинет, в котором до этого был считанное количество раз.

Начальство бросилось в глаза сразу, как только он оказался в кабинете. Новый шеф оказался массивным, моложавого вида человеком средних лет, не в форме, как Борис почему-то ожидал, а, как писали в романах XIX века, в партикулярном платье. Он стоял у окна и смотрел на улицу. При звуке закрываемой двери он повернулся и дружелюбно посмотрел на вошедшего. Затем, энергичными шагами подойдя к Борису, он крепко пожал ему руку и сказал:

– Рад познакомиться! Представляться не надо, давайте уж без церемоний. Времени нам на это, увы, не отпущено. Генерал-лейтенант Крымов, Пётр Григорьевич, как вас зовут, я уже знаю. Как и ваш послужной список. Ознакомили.

Поначалу он говорил короткими, рубленными фразами:

– Мне уже доложили, как успешно была проведена вами вчерашняя операция. Молодец. Хвалю. Мы не можем себе позволить сейчас быть мягкотелыми.

Борис запротестовал:

– Ошибка произошла, Пётр Григорьевич. Моё участие в операции было минимальным! Я уж не знаю, чего вам там наговорили. Я даже рапорт не писал…

– И не надо! К псу эту формалистику. Мы на неё драгоценное время убиваем. И не надо скромничать. Не к лицу. У меня к вам сначала разговор, а потом предложение. От которого вы просто не имеете права отказаться. Ну, как?

Борис пожал плечами – разговор, так разговор. Начальство кивнуло и продолжило:

– Приготовьтесь сначала слушать, потом отвечать. По ходу пьесы можете задавать вопросы. Не общие, конкретные. Давайте присядем.

Присели. Начальство достало из стола пачку "Gitanes", протянуло её Борису и пододвинуло пепельницу:

– Курите. Я сам не курю, но дым меня не раздражает. Это, вроде, ваши любимые.

Борис принял сигарету и внутренне усмехнулся. Видать, начальство всерьёз готовилось к этому разговору, перетряхнули всё его личное дело. Даже за пачкой его любимого курева не поленились кого-то послать, "Gitanes" в Конторском буфете отродясь не водилось – дорогое удовольствие и спроса поэтому нет. Он с удовольствием затянулся, почувствовав, как дым традиционнейших французских сигарет продрал его, что называется, до задницы и всем видом дал понять, что полностью обратился в слух.

Начальство внимательно посмотрело Борису в глаза и задало не слишком неожиданный, но тем не менее резкий вопрос:

– Как вы относитесь к происшедшему в стране?

– Я ещё не составил полного мнения, – осторожно сказал Борис, – Методы новой власти немного жестковаты (сказал и внутренне поморщился от этого "немного"), но быстрота принятия решений мне вроде бы импонирует.