Черный пробел - [2]

Только теперь он понял, какую ошибку допустил, явившись к Федулову в форме.

Глава 4

Милицейская машина, подскакивая на ухабах, мчалась по проселочной дороге к расположенной поблизости колонии строгого режима. Зубов ехал туда с двойной целью: во–первых, он хотел обревизовать порядки в колонии, а во–вторых, ему был нужен один заключенный. Этот заключенный проходил по тому самому злополучному делу о торговле наркотиками, сознался, что был главарем шайки, и получил десять лет. И вот теперь Зубов ехал в колонию для того, чтобы лично его допросить.

Тяжелые ворота с грохотом отворились, и охранники с автоматами пропустили машину полковника во двор. Зубов первым делом направился к начальнику лагеря майору Дзюбе, своему личному другу. Майор Дзюба сидел за письменным столом в своем кабинете и что–то писал. Перед ним переминался с ноги на ногу дюжий бандит в потертом ватнике. «Заключенный Жереп, — бормотал Дзюба, — при работах по багровке лесосплава с нецензурной бранью бросился на младшего надзирателя Цимбалюка и ударил последнего по голове багром. Результатом указанного действия явились легкие телесные повреждения…» Дальше майор забормотал что–то невнятное. «Товарищ начальник, — канючил бандит, — дак ведь я случайно…» «Во–первых, я вам не товарищ, — парировал Дзюба, — а во–вторых, ваши дружки подтверждают, что вы и раньше были озлоблены на Цимбалюка и мечтали его убить. Так что выкрутиться не удастся, Жереп. Напрасно вы рассчитывали на вашу хваленую воровскую честь. На самом–то деле волчьи у вас законы». «Ну, начальничек, — зашипел Жереп в расчете на то, что, кроме Дзюбы, его никто не слышит, — знаешь, чего мне жалко? Что не тебя, гада, я багром шарахнул. Погоди, и до тебя доберемся!» «Угрозы? Так, так», — внятно произнес Зубов. Жереп вздрогнул и побелел — как стенка, к которой его приперли. «В БУР», — лаконично бросил Дзюба вошедшему надзирателю и протянул Зубову мозолистую руку с приметным шрамом от бандитского ножа. После краткой деловой беседы Зубов в сопровождении майора отправился осматривать бараки. «Бандиты и здесь остаются бандитами, — басил в ухо полковнику Дзюба, изливая все то, что накипело на душе. — Сколько хорошего я им сделал! А они… — голос майора дрогнул. — Вот, полюбуйтесь». Он показал Зубову на аккуратную клумбу, в самом центре которой среди маргариток и анютиных глазок высилась куча экскрементов. Как успел заметить Зубов, в целом в лагере царил, несмотря на это, образцовый порядок. Между бараков, выкрашенных в приятную для глаз голубую краску, пролегали дорожки, посыпанные песком. В центре зоны возвышалась гранитная статуя Ушинского. Несколько бандитов с видимой неохотой ковыряли лопатами землю, прокладывая канавки для стока воды. «Тьфу, смотреть противно», — с отвращением покосился на них Дзюба.

Они вошли в барак. В просторных сенях стоял рояль, при виде которого Дзюба схватился за голову. На лакированной крышке белело вырезанное финкой непечатное ругательство. «И вот так всегда!» — простонал майор. Он, а за ним и Зубов вошли в барак, и глазам их представилась тяжелая сцена. Там на нарах сидели бандиты, которых Дзюба записал в кружок филателистов. Бандиты менялись марками. Зубов и Дзюба стояли в дверях, но бандиты в азарте их не замечали. «Даю Мадагаскар в придачу!» — вопил долговязый небритый детина, вытаскивая из–за пазухи пакет с марками. «Свали, козел, знаешь куда!», «Ну ты, лысый, гони должок!», «Дай сюда Боливию!», «Щас как врежу!», «Отдай колонию, гад!», — все эти выкрики смешались в общий безобразный гам, густо сдобренный матерной руганью. Вдруг раздался глухой удар, из разорванного пакета посыпались чьи–то марки, и тяжелое тело рухнуло на пол. Упавшего начали топтать ногами. «Смирно! Руки по швам!» — рявкнул Дзюба так, что в бараке зазвенели стекла. Бандитй расступились. На: полу, кряхтя, корчился какой–то лысый коротышка. «За что его избили?» — холодно спросил Зубов. «Две колонии он заныкал, гражданин начальник», — оправдывался зачинщик избиения, тот самый долговязый, которого первым увидел Зубов. «В канцелярию, а там разберемся», — бросил Дзюба надзирателям, прибежавшим на шум. «Заключенный Хряков здесь?» — громко спросил Зубов. «Здесь», — ответили ему, и из рядов вышел квадратный приземистый крепыш с бульдожьей челюстью и пронзительным взглядом параной ка. «Я Хряков», — отрекомендовался он, и при этих словах его лито исказила нервная судорога. «Пройдемте со мной», — сказал ему Зубов. Когда они выходили из барака, вслед им снова понеслась злобная брань, что–то зазвенело и покатилось по полу. Это начиналась дележка пищи, при которой, несмотря на обеспеченное майором Дзюбой усиленное питание, каки прежде, происходили драки. «Я иногда думаю, что дело не, в усиленном питании, — с грустью промолвил Дзюба. — Просто бандиты всегда остаются бандитами». «Ну–ну, потрепал его по плечу Зубов, — не надо отчаиваться. Даже барак отремонтировать трудно, а человека отремонтироватьеще трудней». Дзюба смущенно улыбнулся.

Глава 5

«Ну-с, будем запираться или будем признаваться?» — спросил Зубов и забарабанил пальцами по столу. Хряков потупился. «Хряков, это вы убили Бычихина?» — резко спросил Зубов. «Нет, это не я, это шеф!» — завопил мерзавец и тут же сник, поняв, что окончательно выдал себя. «Ну?» — холодно произнес Зубов, чтобы не затягивать мучительную сцену прощания бандита с так называемой воровской честью. «А срок–то мне скостят?» — уныло спросил Хряков. «Это решит суд. Все зависит от того, насколько искренне вы намерены помонь следствию», — отвечал полковник и взял ручку, готовясь записывать. «Бычихина убил не я», — первым делом заявил Хряков. Полковник поморщился. «Бычихина убрал лично шеф», — продолжал Хряков. «Как? — изумился Зубов. — Разве ваш шеф не сидит? То есть, я хочу сказать, разве ваш шеф — не вы?» Хряков явно наслаждался изумлением полковника. «Наш шеф — это фигура! — воскликнул он. — К сожалению, — лично я с ним не знаком. А я, откровенно говоря, взял на себя чужие дела. Пришлось, вынудили, знаете ли. Сказали — ты псих, тебе все равно ничего не будет, а экспертиза не подтвердила. Стало быть, наш шеф так и работает у вас». «Где у нас?» — подскочил на стуле Зубов. Ему показалось, что он ослышался. «В милиции! Только, его никто не знает в лицо. Бычихин что–то знал о нем, и этого было достаточно, чтобы его убрали». «А вы что знаете о шефе?» — спросил Эубов. «Ровным счетом ничего. Я ведь в этой истории, в сущности, пешка, — с подозрительной поспешностью ответил Хряков. — Хотя нет, постойте, — добавил он, увидев разочарование на лице полковника. — Бычихин, как мне рассказывали, в пьяном виде хвастался перед смертью, что он этого майора выведет на чистую воду. Значит, он работает у вас в чине майора». «Да, — сказал Зубову повеселев и одновременно загрустив, — это не так уж мало». Повеселел он потому, что наконец–то его интуиция вручила ему острую иглу, которой он мог извлечь из органов милиции засевшую там ядовитую занозу. А взгрустнулось ему оттого, что теперь по долгу службы ож должен был подозревать стольких испытанных товарищей. Перед его внутренним оком проплыло волевое лицо майора Коновалова, потерявшего правое ухо в схватке с опаснейшим уголовником по кличке «Дохляк»; честная физиономия майора Мясоедова и другие до боли знакомые лица товарищей, с каждым из которых Зубова навсегда кровно связали пережитые вместе испытания.