Чёрный пёс в медном ошейнике - [4]
Разумеется, ни один судья на собачьей выставке не дал бы за него и ломаной медной медали. Слишком уж беспородными были все его стати. Но дело ведь не в наградах за красоту. Самым главным достоинством Шланга был его характер — незлобивый, покладистый, терпеливый. Шланг не напрашивался на ласку и не выскуливал что-нибудь вкусненькое. Был храбр, вынослив и весел.
5
Когда Шлангу по человеческим меркам исполнилось двадцать лет (три года собачьего века), жизнь его резко изменилась. Любимый его хозяин, на которого он не мог ни надышаться, ни наглядеться, — матрос Федя Котов — засобирался домой. Кончился срок его военной службы. Парню не хотелось расставаться со своим другом, и он попросил командира отпустить Шланга с ним.
— Ну что ж, — сказал Вересов. — Куда хозяин, туда и собака. Жалко, конечно… Да забирай. Скажи писарю, пусть оформит проездные документы на тебя и на собаку.
На прощанье командир подарил Шлангу банку сгущёнки. Боцман Некряч — новый коврик, сплетённый из мягкого линя. Доктор — крепкий гребень, чтобы расчёсывать шерсть. Ну, а матросы долго трепали Шланга по спине, пожимали лапу и желали счастья в сухопутной жизни.
Так они и ушли: впереди Федя Котов в бушлате с надраенными пуговицами, за ним Шланг в начищенном до блеска медном ошейнике. Сели они в поезд и прикатили в лесной уральский городок, откуда Котов ушёл когда-то на флот.
Дом Котовых — бревенчатый, деревенский — стоял на берегу холодной быстрой реки. Шланга определили на жительство в просторную собачью будку. Она досталась ему по наследству от прежнего владельца — лайки Кучумки, попавшей на охоте под тяжёлую лапу медведя. Будку сделали когда-то из старого пчелиного улья, и потому в ней всё ещё стоял пугающе незнакомый запах мёда и воска. Но не радовал Шланга и аромат свежего сена в подстилке. Он тосковал по запахам своей прежней жизни — сложному духу корабельного железа, краски, машинного масла, резины, борща, дешёвого одеколона, свежестиранных роб и, конечно же, по ни с чем не сравнимой солоновато-терпкой морской пыли от разбитой о борт волны. А запах звёзд над ночным морем?..
Больше всего его напугали пушистые белые бабочки, запорхавшие как-то утром сразу во всём воздухе — от земли до неба. Они не боялись ни рыка, ни лая, ни грозного щёлканья зубов, напротив — слетались всё гуще и гуще, садясь на крышу будки, на землю, на забор, на ели. Самые дерзкие спускались на нос и сразу же превращались в холодные капли… Шланг, странствуя по южным морям, никогда не видел снега.
Потянулись тоскливые зимние дни. Хозяин дотемна пропадал на работе. Приходил усталый и, легонько потрепав Шланга по загривку, уходил в избу смотреть телевизор. Всей-то и радости.
Правда, Федя запретил родителям держать собаку на привязи, и Шланг довольно свободно мог покидать пределы двора. Но уходил он редко и неохотно. Во-первых, в округе не было ничего интересного. Во-вторых, старожилица здешних мест, большая вихрастая дворняга с рыжими бровями, жившая в котельной возле бани, нападала на Шланга где только могла, пока однажды не сломала клык о его медный ошейник.
Постылая будка стояла на земле с унылой неподвижностью. Хоть бы разок качнулась… Единственная отрада — река. И то — лишь когда она вскрылась ото льда и забурлила, засверкала, заструилась.
6
Ясным весенним утром Шланг бегал по берегу, вынюхивая от скуки свои собственные следы. Захотелось пить, и он сбежал на край льдины, примёрзшей к береговым камням. Пока он лакал вкусную студёную воду, припай треснул и льдина поплыла по реке. Другой бы пёс заметался, заскулил, завыл… Но в Шланге недаром жила морская душа. Он спокойно сидел посредине ледяного «корабля» и, кажется, даже гордился своим неожиданным капитанством. Ему нравилось, как льдина покачивалась, как быстро неслась она на стремнине, как уходили назад берега… Он был уверен, что река непременно вынесет его в море, а там стоит «Садко», и льдина ткнётся в борт, и боцман Некряч радостно крикнет: «Подать сходню!», и Шланг взбежит по ней на родную палубу. Но вместо корабля льдина приткнулась к каменному «быку» железнодорожного моста, и не боцман, а какой-то старик в тулупе зацепил багром льдину и подтянул её к стальной решётчатой площадке, огибавшей каменную опору.
— Вот и приплыл! — сказал он Шлангу. — Давай вылезай! Поди, натерпелся?
Шланг нехотя покинул льдину и полез за стариком на мост по узенькой железной лестничке, очень напоминавшей корабельный трап.
— Ну, давай знакомиться, — сказал непрошеный спаситель. — Меня Матвей Матвеичем кличут, а тебя как? Постой, постой, да ты при ошейнике. Ох, и знатный же, брат, у тебя ошейник! Чистая медь. Да тут и написано чтой-то… «Сы-сы «Садко». Стало быть, Садко тебя зовут. А «сы-сы» что такое? Сукин сын, что ли? И так ясно, что не курицын. Должно быть, «сторожевая собака»… Это очень хорошо, что сторожевая! Я мост сторожу, вот ты мне и помощником будешь… Ну, пойдём, Садко!
Услышав имя своего корабля, Шланг потрусил за стариком. Они пришли в сторожку неподалёку от моста. Рядом лежала перевёрнутая лодка. Под лодкой фыркали проснувшиеся по весне ежи. Шланг сразу понял, что это корабельные крысы, которые собираются прогрызть шлюпку, и с лаем заплясал возле лодки.
